"... Ирина провела рукой по короткому ежику обесцвеченных волос. Вчера она покрасила их, впервые за несколько месяцев, потому что вечером комбат пригласил на свой день рождения. Она была тайно влюблена в него, как и вся женская часть батальона. Еще бы! Высокий, худощавый, с черными колдовскими глазами, он, казалось, купался в лучах славы и женского обожания. Ирина, маленькая, крепко сбитая "ополченка", с автоматом наперевес, который несуразно укорачивал ее и без того короткое туловище и делал похожей на квадратное бесполое нечто, мысленно представляла, что "Граф" обратит на нее внимание не только как на боевую единицу, но и как на женщину. Волосы еще пахли краской, выжженные ею до неестественной белизны, но Ирина то и дело ловила на себе взгляды сослуживцев в шапках-кубанках. Любят мужики блондинок! Бородатые "помощники" с Кубани...
Ее она узнала сразу. Учились в одной школе, но не здоровались. Просто знали друг друга в лицо, и потом, живя на одной улице в Песках, время от времени сталкивались друг с другом в магазине. Анна, за которую дрались мальчишки в школе, теперь уже мать-одиночка, всем своим видом показывала, что она не такая, как все они - как Ирина, всегда ревниво оценивающая эту "аристократку". Ей хотелось бы быть такой же стройной, иметь такие же правильные черты лица и внутреннее достоинство, врожденное, которое сквозило во взгляде, движениях, и оттого она чувствовала себя униженной каждый раз, когда жизнь сводила их в одной точке. Каждый раз, даже сейчас, несмотря на неоспоримое преимущество у Ирины в виде оружия и формы, а также в некотором роде неограниченной власти над этими "мирными".
Сейчас "Ленивый" проверял у Анны документы. Она монотонно, тихим и удивительно спокойным голосом отвечала на вопросы, избегая смотреть ему в глаза то ли от страха, то ли от ненависти. Ирина не могла этого знать, она так и не узнала, на чьей стороне эта ее знакомая- незнакомая, но вряд ли это было похоже на страх. Вспоминая ее гордую походку, на которую Ирина заглядывалась еще подростком, трудно было поверить в то, что такие внезапно могут сломаться, даже во время войны.
- Прописка у вас в Песках, а едете в Мариуполь...
- А что, Пески еще есть? - та слегка нахмурилась, пряча выбившуюся прядь белокурых волос под шапку.
"Ленивый" хотел прицепиться, задавая вопросы не столько из любопытства или необходимости, сколько из желания показать свою власть, коей он наслаждался.
- А что у вас в Мариуполе?
- Тетка. Болеет.
- Хм...
- Потом вернусь в Донецк. На работу.
- Где работаете? Кем?
Она назвала фирму, адрес, "Ленивый" вертел в руках ее документы, думая о чем-то, и выражение его непримечательного "кубанского" лица загадочно менялось в процессе принятия решения.
Ирина подошла ближе. Из открытой двери черной грязной Хонды выглядывала девочка, с пушистым зайцем, который когда-то был белым. Она глядела на вооруженных людей широко распахнутыми глазами, а Анна, оглядываясь, успокаивала ее взглядом и жестами. Мол, все будет хорошо, сейчас поедем дальше. "Ленивый" отошел с ее документами, оставив стоять у машины, пропуская вперед "счастливчиков", которых не задерживали настолько долго.
Ирина догадалась, что он положил глаз на Хонду. Комбат недавно за столом провозглашал:
- Умейте зарабатывать, братаны!
И каждый понимал, что значит это "зарабатывать". На Донбассе зарабатывать, имея оружие, можно одним способом: отжимать. И они отжимали. Ирина наблюдала этот поток на Ростов, машины перегоняли десятками, сотнями. Реально - тысячами. Только не каждому рядовому везло с прибылью для себя, все крупное в основном попадало в руки старших по званию. Она безошибочно поняла, что "Ленивый" решил сорвать куш, тем более здесь только "телка за рулем, и ребенок". Одни.
Анна ее узнала. В ту же минуту, долго не раздумывая, она сделала шаг к Ирине, на ходу быстро снимая сережки.
- Помоги, - ее голос звучал отрывисто, решительно, - Машина - это все, что у меня осталось. Ребенка нужно везти... Помоги... - Она раскрыла ладонь, на которой лежали небольшие золотые серьги с маленькими яркими камнями.
- Настоящие? - Недоверчиво протянула Ирина.
- Бриллианты. Мелкие, но настоящие. Правду говорю.
- А еще что есть?
Ирина шумно потянула носом, чуя возможность получить что-то с той, кому завидовала. Анна, помешкав, достала цепочку.
- А крестик где?
- Крестик? - Та не поняла вопроса. - Какой крестик?
- Ну, крестик обычно на цепочке же носят. - Ирина подозрительно рассматривала горстку золота, чувствуя, что от нее что-то утаили.
- А... Так у меня его и не было никогда.
- Ты что, не веришь?
- А ты - веришь? Он разрешает? - Она кивнула на автомат, и тень скупой саркастической улыбки коснулась ее губ. Откуда-то появилось то незримое превосходство, что-то неуловимое, от чего Ирина вновь почувствовала себя второсортной. Появилось, и тут же исчезло. Аня вновь смотрела на нее серьезно и умоляюще даже, впрочем, без капли унижения.
- Отдам все. Сможешь решить?
- Кишка тонка к нам пойти?
- Пусть будет так. - Согласилась она, внимательно посмотрев Ирине в глаза, будто надеясь найти в них объяснение увиденному и услышанному. - Так что? Буду должницей твоей.
Ирина на мгновение представила, как "Граф" приглашает ее на танец, обнимает за талию и наклоняется к ее лицу, а перед его глазами сверкают золотые серьги с маленькими бриллиантами. И он делает комплимент ее стилю и женственности, а потом он...
Она молча пошла к "Ленивому", видимо, имея какую-то власть над ним, и до Анны донеслась ругань и обрывки фраз "моя соседка"... "раскатал губу"...
Вернувшись, она всунула ей в руку документы и почти прорычала:
- Вали отсюда!..
Девочка из приоткрытой двери все так же рассматривала ее форму и оружие, но дверь через секунду захлопнулась, машина оторвалась от обочины и, выехав на дорогу, стала плавно набирать скорость. Туда, где через некоторое время покажется украинский блокпост.
Не вернется она в Донецк. Ирина понимала, что не вернется. А еще, сжимая в ладони "подарки", почему-то снова ощутила, что она проиграла.
А машину "Ленивый" все равно не удержал бы. Слишком мелкая он сошка... "