Совет Федерации отправил на экспертизу школьный учебник истории для 10–11 классов, так как при описании событий в Украине в 2014 году авторы допустили формулировки, не устраивающие сенаторов. Историю, то есть, продолжают писать и переписывать, исходя из сиюминутных потребностей или того, что этими потребностями считается.
В этой связи напомним, что в прошлом году в отечественной исторической науке произошли два знаковых события. Первое — министр культуры Владимир Мединский (провозгласивший безусловный приоритет «интересов государства» при оценке событий прошлого) сохранил ученую степень доктора исторических наук. И второе — отменено решение Диссертационного совета Санкт-Петербургского института истории РАН о присуждении той же степени петербургскому историку Кириллу Александрову. Оба дела рассматривал экспертный совет ВАК. В первом случае эксперты абсолютным большинством голосов проголосовали за лишение министра степени, но президиум (беспрецедентный случай) с советом не согласился. Во втором — высшая инстанция с экспертным советом спорить не стала.
Кстати, еще до заседания экспертного совета, прошедшего, как утверждает сам Кирилл Михайлович, «в атмосфере вполне академической и корректной», состоялось еще одно обсуждение диссертации Александрова — в Институте военной истории. И там уже впрямую звучало: диссертация господина Александрова не может служить воспитанию патриотизма, а, во-вторых, не может служить сплочению общества.
— Это нонсенс, — считает Александров. — Никакая диссертация и не должна служить ни воспитанию патриотизма, ни воспитанию антипатриотизма, ни сплочению общества, ни его расколу.
— Коллега Мединский учит по-другому.
— Коллега Мединский не авторитет для меня в данном вопросе. За то, что он делает, отвечать на Страшном суде будет он, а я отвечу за свое. Там научная дискуссия между нами и состоится.
— Кирилл, назовите, пожалуйста, тему вашей диссертации, чтобы сразу стало ясно, о чем идет речь.
— «Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета освобождения народов России 1943–1946 гг.». В ходе работы я подверг сплошному анализу около двухсот биографий генералов и офицеров власовской армии. Среди них оказалось много интересных персонажей.
— И кто для вас показался самым интересным?
— Как личность — человек, который, собственно, и создал власовскую армию; сам генерал Власов играл в основном представительские функции, — генерал-майор Красной армии, заместитель начальника штаба Северо-Западного фронта в 1941 году Федор Иванович Трухин. Потомственный дворянин, царский прапорщик производства 1916 года, человек, награжденный Орденом Красного Знамени за участие в Гражданской войне на польском фронте… Потом преподаватель Военной академии и Академии Генерального штаба. И еще были интересные люди. И были, понятно, совсем неинтересные — те, кто пошли во власовскую армию, чтобы спасти свою жизнь. Но были и искренние, непримиримые противники Сталина. Были и те, на чье поведение очень сильно влияли обстоятельства. Были те, у кого мотивация менялась — причем в обе стороны. Были офицеры, которые стали с немцами сотрудничать из враждебного отношения к Сталину и советской власти, но потом, в процессе, разочаровывались и переходили на сторону противников Гитлера.
Вот судьба… Батальонный комиссар Павел Васильевич Каштанов. Попал в плен тяжелораненый в феврале 1942 года. В апреле того же года вступил в русскую часть, созданную белоэмигрантами, чтобы подлечиться и уйти к партизанам, о чем он потом сам честно говорил. Но под влиянием антисталинской пропаганды стал убежденным власовцем и начальником личной охраны Власова. После войны, избежав репатриации, в эмиграции жил под именем Михаила Васильевича Шатова. Стал известным библиографом, собирателем материалов по истории власовского движения. Его архив сейчас находится на закрытом хранении в Бахметьевском архиве Колумбийского университета в США. К документам этой коллекции еще никто из исследователей доступа не имел, я смог первым немногие источники изучить и сделал некоторые открытия…
В частности, мне удалось найти очень ценный источник — списки офицеров власовской армии с начальными установочными сведениями. Сотни фамилий.
Те, кто находился в американском плену летом 1945 года. Кстати, некоторым родственникам эти списки помогли узнать о судьбе своих близких, о которой они не знали 50–60 лет.
— Простите, но все ли были рады через 70 лет после войны узнать, что их родственник…
— Офицер-власовец? Знаете, я не встречал негативной реакции, наоборот, присылали фотографии, дополнительные документы, делились семейными воспоминаниями. Это к вопросу о том, нужно ли занимать однозначно непримиримую позицию. У Евгения Гришковца давным-давно была миниатюра. Поисковик при раскопках нашел останки немецкого солдата-артиллериста и увидел, что остатки шнурков на его ботинках завязаны так, как сам поисковик завязывает… И у героя миниатюры в сознании что-то повернулось.
— Очень хорошо, что Гришковец с этим в бундестаге не выступил…
— Хорошо, конечно.
Мое исследование с самого начала носило гуманитарный характер. Я начал составлять картотеку на офицеров власовской армии, которые были таковыми по состоянию на весну 1945 года, еще на втором курсе исторического факультета, с 1992 года. Меня порой упрекали в том, что я занимаюсь только офицерами, генералами. Но под командованием Власова де-юре в конце апреля 1945 года служили примерно 120 тысяч человек, в том числе примерно 4,5 тыс. офицеров. Охватить персональный состав всей армии одному исследователю нереально.
— А сколько всего наших соотечественников воевало против нас?
— На всех должностях военную службу на стороне противника несли примерно 1 млн 150 тыс. граждан Советского Союза, бывших таковыми по состоянию на 22 июня 1941 года, включая украинцев, белорусов, прибалтийцев, кавказцев, калмыков.
Великороссов насчитывалось примерно полмиллиона, из них около 85 тыс. несли службу в казачьих формированиях, но многие из них лишь называли себя казаками, не будучи таковыми по происхождению. К гражданам СССР можно прибавить примерно 15 тыс. белоэмигрантов, чинов бывших Белых армий и их детей, выросших в межвоенный период в Европе. А вот собственно власовцев, как я уже сказал, насчитывалось округленно всего 120 тысяч (примерно десять процентов), включая несколько тысяч белоэмигрантов, преимущественно участников Белого движения и их детей.
— Если попытаться сравнить эти цифры с данными по войнам прошлого…
— В таких масштабах Русская императорская армия ничего подобного не знала. Ни в войне 1812 года, ни в Крымской, ни в Японской, ни в Первой мировой войнах не было таких экстраординарных случаев, чтобы русские офицеры и генералы сотрудничали с противником для создания общевойсковой армии из военнопленных и эмигрантов… да и военнопленных столько никогда не было.
Во власовской армии служили более трехсот представителей командно-начальствующего состава армии, флота и органов госбезопасности СССР, чьи имена мною установлены. Среди них — генерал-лейтенант, пять генерал-майоров, комбриг, бригадный комиссар, 28 полковников, капитан I ранга и два человека в соответствовавших званиях, 28 подполковников РККА и подполковник флота.
Среди генералов и офицеров войск КОНР установлены командарм, два командира стрелковых корпуса, пять командиров стрелковых дивизий, командир стрелковой бригады, четыре начальника артиллерии дивизий, десять командиров стрелковых полков, два — артиллерийского, один — кавалерийского, заместитель начальника штаба фронта, начальники штабов армии и корпуса, три начальника штаба дивизий.
— Цифры действительно ошеломительные. Но я советский школьник, в школе изучал, конечно, какую-то совсем другую войну. И для меня более симпатичен командарм Лукин, который, попав в плен, на сотрудничество с немцами не пошел, нежели командарм Власов…
— В 1989 году я окончил первый в Ленинграде специализированный исторический класс, 307-я школа. Моим учителем, благодаря которому я и стал историком, был замечательный ленинградский и петербургский краевед Густав Александрович Богуславский. Он скончался в июле 2014 года, дожив до своего 90-летнего юбилея, но так и не успев его отпраздновать. Великолепный, замечательный учитель, прекрасный рассказчик. Очень мудрый педагог. Он нас, конечно, не только истории учил, но и пониманию жизни. Густав Александрович неоднократно говорил: «История — это в первую очередь описательная наука. Надо стараться подробно, с максимальным количеством деталей описывать то или иное историческое событие, явление, процесс, проблему. А нравится ли кому-то достигнутый результат или не нравится… Палеонтологи и остеологи собирают по костям динозавров и мамонтов, и нравятся ли они вам — это уже не забота ученых».
Историк не должен стремиться всем нравиться, у него другая профессия.
Когда в Советском Союзе нам рассказывали о войне, в лучшем случае нам рассказывали не всю правду. Понятно, что кому-то из наших читателей симпатичен Сталин, кому-то Жуков, кому-то Власов, Лукин, Карбышев… Вероятно, иначе и не будет.
В общественном восприятии существует несколько основных морально-нравственных оценок участников власовского движения, в том числе и офицеров-власовцев: гнусные подонки и изменники Родины, приспособленцы, жертвы исторических обстоятельств, беззаветные патриоты, пытавшиеся спасти Россию от самого жуткого режима. Есть и промежуточные оценки. Так вот, моя диссертация несет фактическую информацию, описание профессиональной группы, независимо от того, каких оценок придерживается исследователь или обыватель. И оценки не должны влиять на содержание и итоги исследования. Историческая наука не может служить ЦК КПСС или его преемникам. Она не подчиняется Госплану и госзаказу. Существование власовской армии и ее офицерского корпуса — это исторический факт. У него были свои причины, предыстория и последствия для судеб десятков тысяч людей, включая их родственников. И историческое знание об этом событии должно быть первично.
Конечно, у меня есть свое личное отношение, и оно разное — ко всем этим очень разным людям. И у меня есть общая оценка проблемы. Невозможно рассматривать это явление вне контекста отечественной истории первой половины ХХ века. Только в рамках тесной связи с историей дореволюционной России, Первой мировой и гражданской войн, эмиграции, НЭПа, коллективизации, военного строительства в СССР, сталинского и гитлеровского режимов, Второй мировой войны, ГУЛАГа… и так далее, вплоть до смерти Сталина и послесталинской «оттепели». Контекстное восприятие позволяет приблизиться к более-менее реалистичной картине событий и ее объективному восприятию.
— Но все-таки история в огромной мере это проблема интерпретаций. Нет? Лависс в своей фундаментальной истории Средневековья, когда писал о России ХIII века, назвал одного персонажа, которым восхищался. Это был человек, сотканный из одних добродетелей, мудрый, образованный, замечательный полководец, образцовый гуманист, милостивый к побежденным… Знаете, о ком речь? О Батые.
— Видите ли… Любой историк — живой человек, со своими симпатиями, антипатиями, пристрастиями и даже страстями. И в этом смысле идеальных исследователей не бывает. Даже когда человек пытается максимально дистанцироваться от объектов своего исследования, возникает опасность, что ученый перестанет видеть человеческое в конкретных персонажах. Начнет воспринимать их как роботов именно для того, чтобы избежать обвинений в субъективности. Мне кажется, что историк должен стараться с максимальной точностью установить факт. А вот интерпретация этого факта… Если сам историк его интерпретирует, всегда найдутся основания для упреков. Но, повторю, история — это все-таки описательная наука. И задача исследователя — как можно полнее и точнее описывать прошлое, открывать новые знания о нем. Конечно, стараясь при этом оставаться свободным от чьего-либо давления.
— А это возможно?
— К этому нужно стремиться.
— Повторю вопрос. А это возможно? Не говорю уже о том, что самые важные документы могут быть безвозвратно утрачены. Да и можно ли верить всем документам?
— Работать нужно на основании тех источников, которые сохранились, выявлены или введены в научный оборот. В противном случае мы будем получать «концепции», согласно которым не только можно, но и нужно фальсифицировать историю в интересах собственного государства. Или очередной правящей партии.
Кстати, само словосочетание «фальсификация истории» — любимая сталинская формулировка. С ее помощью и при Сталине, и после Сталина расправлялись с неугодными учеными. Например, фальсификатором называли замечательного историка Степана Борисовича Веселовского, критически относившегося к деятельности Ивана IV, которым восхищался Сталин. Фальсификатором называли Александра Моисеевича Некрича, опубликовавшего в 1965 году знаменитую монографию «1941. 22 июня», в которой он изложил свое видение начала войны.
— Что бы вы сказали о том, что у нас сейчас происходит с культом Победы? По-моему, такого истерического отношения к войне у нас никогда не было, даже в 70-е годы.
— Мне кажется, любой поствоенный триумфализм — большая ошибка. Страдалец и писатель от Бога Виктор Петрович Астафьев еще 30 лет назад написал: «То, что было Россией, именуется ныне Нечерноземьем, и все это заросло бурьяном, а остатки нашего народа убежали в город и превратились в шпану, из деревни ушедшую и в город не пришедшую… Вместо парадного картуза надо надевать схиму, становиться в День Победы на колени посреди России и просить у своего народа прощение за бездарно «выигранную» войну, в которой врага завалили трупами, утопили в русской крови». В XXI веке нужно смотреть в будущее, а не в прошлое. Я знал нескольких настоящих ветеранов, например участников битвы на Волхове — беспартийного полковника-инженера Доната Константиновича Жеребова и великого сержанта Николая Николаевича Никулина, автора бессмертных мемуаров. Они разделяли точку зрения Виктора Астафьева о том, что ежегодно 8–9 мая надо стоять на коленях, плакать и молиться. Так считали, во всяком случае, люди, которые прошли всю войну и не дали малейшего повода, чтобы не верить в их искренность. Много лет поминаю их в церкви, как и Астафьева.
Ложь губительна и бесперспективна. Вот обратите внимание: Первая мировая война, современники называли ее Великой. Она складывалась для русских войск очень тяжело. Почти вся кадровая армия, по сути, была перебита уже к осени 1915 года. Потом кровавые потери 1916 года. Февраль, Октябрь… Все разваливается. Тем не менее 100 лет назад, зимой 1917/18 годов, находится горстка русских генералов, которые объединяют вокруг себя офицеров, патриотически настроенную учащуюся молодежь, казаков… И худо-бедно, хорошо ли, плохо, но три года они воюют за свою Россию, за ее будущее, которое они считают правильным. И гордо уходят с этим опытом и со своими знаменами в эмиграцию. Они создали Зарубежную Россию, которая просуществовала почти весь ХХ век. Теперь сравните: 1991 год. Армия: 4 миллиона человек, никаких огромных потерь, все маршалы, генералы и офицеры в строю. Десятки тысяч сотрудников КГБ, МВД… Миллионы членов КПСС. И никто никуда не вышел. Никаких «Ледяных походов» в защиту СССР и Коммунистической партии. По-моему, несколько сот человек вышли на беззубый протестный митинг на Красной площади в декабре 1991 года. Все. По одной причине:
за ложь никто умирать не хотел. «Ледяные походы» совершают идеалисты, а не лжецы, циники и приспособленцы. Советский Союз развалился не из-за масонов, ЦРУ и талонов на стиральный порошок. А из-за лжи. В том числе из-за лжи о собственной истории. Не хочется, чтобы Российская Федерация повторила судьбу Советского Союза.
Мне кажется, ложь дает какой-то кратковременный эффект, а потом только убыстряет центробежные процессы. И в итоге это может разнести самую прочную конструкцию.
Честные исторические исследования, даже если они посвящены самым горьким событиям, оздоровляют общественную атмосферу. Немцы разобрались с тем, чем стал в германской истории Третий рейх. А ведь в рейхе были не только гестапо и концлагеря, но и небезуспешная социальная политика, благодаря которой к 1939 году Гитлер приобрел такую популярность среди населения. Но при этом все социальные успехи нацистов ничтожны перед их преступлениями. Итоги Нюрнбергского процесса невозможно ревизовать.
И немецким политикам или депутатам бундестага не приходит в голову говорить: «Да, Освенцим — плохо, но зато какие прекрасные автобаны построили при Гитлере». А у нас сплошь и рядом: да, Колыма, коллективизация, гибель миллионов крестьян, миллион расстрелянных… но зато — ДнепроГЭС и космос.
А что этот «космос» для сотен тысяч раскулаченных, страшно погибавших на этапах депортаций и в спецпоселках?..
— В одной из ваших книг среди героев я запомнил майора-химика, который, возможно, сидел одно время вместе с комдивом Рокоссовским и тоже перед войной был освобожден…
— Владимир Васильевич Поздняков. Петербуржец, из богатой семьи. В Красную армию вступил добровольцем, в 15 лет. В 1941 году — подполковник. В армии Власова — полковник и начальник командного отдела центрального штаба. Потом жил в эмиграции в Германии и США, собрал богатую коллекцию документов и материалов по истории власовского движения.
— Его судьба дает повод сказать: отпустили, а он — враг. Значит, не надо было отпускать…
— А не посадили бы его в 1937 году, он, скорее всего, так бы и остался лояльным советской власти. Так что здесь не перепутать бы причину и следствие. Среди власовских офицеров действительно, по моим оценкам, были 15–20 % процентов людей, репрессированных в 1920–30-е годы.
— Вот нам и говорят, что 37-й год затем и понадобился, чтобы уничтожить будущую пятую колонну, а всю не получилось. И вот результат…
— Мой взгляд на «ежовщину» несколько отличается от общепринятого. В том числе от взглядов историков из «Мемориала» и уж, конечно, от взглядов сталинистов, которые как раз и твердят о пятой колонне. И уж само собой — от точки зрения псевдопатриотов, которые говорят о какой-то мифической «русской партии», якобы очистившей властные структуры СССР от инородцев в 1937–1938 годах. Это уже полная ахинея.
Начнем с бесспорных цифр. За предвоенное десятилетие, с 1930 по 1940 год, в СССР жертвами сталинской социально-экономической политики в СССР стали не менее 8,5 млн человек: расстрелянные «контрреволюционеры» — как минимум 726 тыс. человек, жертвы голодомора 1933 года — 6,5 млн человек, раскулаченные, погибшие на этапах депортаций и в спецпоселках — от 800 тыс. до 1 млн человек, погибшие в тюрьмах, колониях, лагерях — не менее 500 тыс. человек. Нет оценок количества арестованных и убитых на следствии в органах ОГПУ–НКВД. Нет оценок избыточной смертности граждан СССР, умерших в сталинских колхозах в результате соответствующих условий труда и быта. Нет сведений о количестве лиц, расстрелянных за уголовные преступления. Для сравнения аналогичные показатели в царской России: во время голода и сопутствовавшей эпидемии холеры 1891/92 годов погибли 375 тыс. человек. Общее количество казненных за период с 1875 по 1912 год, в большинстве своем уголовников, не превышает 6 тыс. человек. В местах заключения с 1885 по 1915 год погибли не более 126 тыс. человек. Аномалия очевидна.
Жертвы «ежовщины» — расстрелянные «враги народа» в 1937–1938 годах и погибшие в те же годы в ГУЛАГе (в сумме примерно 700–800 тыс. человек) — это менее 10 процентов от общего количества погибших в результате сталинской политики за предвоенное десятилетие. «Большой террор» до сих пор во многом и воспринимается так, как он трактовался после ХХ съезда КПСС: старые большевики, элита, инженеры, деятели культуры… — в основном городские жители. Но более 60 процентов расстрелянных, если не больше, в 1937–1938 годах — это крестьяне, колхозники, жители бывших областей казачьих войск. В начале коллективизации многие репрессированные получили по 3–5 лет лагерей и к 1937 году как раз освободились из мест заключения. Не отрицаю ни «польской операции», ни чистки армии, номенклатуры ВКП(б) и госаппарата. Но в первую очередь, как мне кажется, «ежовщина» — это попытка большевистской власти окончательно подавить скрытый протест против сталинской коллективизации и уничтожить его активных носителей.
Почти четыре миллиона пленных за первые пять месяцев войны в 1941 году — это тоже в первую очередь результат коллективизации и политики Сталина 1930-х годов. А без коллективизации Сталин обойтись не мог. И дело не только в необходимости найти ресурсы для индустриализации, как он объяснял. Тем более что коллективизация превратилась в уничтожение большевиками этих самых ресурсов, в первую очередь человеческого капитала и производительных сил.
Главная причина коллективизации заключалась в том, что к 1929 году сохранение власти партии Ленина-Сталина стало более невозможным при дальнейшем сохранении свободного крестьянина-производителя.
Удержание власти любой ценой — это был вопрос физического выживания для сотен тысяч коммунистов и советских активистов в крестьянской, по сути, стране.
— Сталинская поездка в Сибирь в 29-м году за хлебом. Как там старик один ему сказал издевательски: «Хлеба? А ты попляши!..» Кому такое понравится? Даже генсеком быть не надо.
— Да. Без уничтожения наиболее трудолюбивой части крестьянства, захвата их имущества, без раскрестьянивания огромной страны и создания колхозной системы — Коммунистическая партия удержать власть не могла. Поэтому главная цель «ежовщины» заключалась в том, чтобы подавить протестные настроения на селе. Остальные задачи решались попутно. Это моя версия событий.
— Как вы считаете, историк в своей работе при оценке тех или иных фактов должен иметь в виду некие нравственные составляющие своих исследований?
— Георгий Петрович Федотов писал, что история — это мистерия человеческих поступков. И если оценивать человеческие поступки, то как обойтись без нравственных оценок?.. Верую в Бога. Понятно, что трудно дистанцироваться, когда ты сам пытаешься выстраивать для себя систему координат при размышлениях о поступках любых исторических персонажей.
Генерал Власов мог погибнуть и до пленения в июле 1942 года. Случайный осколок. Он мог не выйти из окружения. Его могли убить те же крестьяне, которые выдали его немцам… С ним могло произойти что угодно. Но власовское движение все равно бы существовало, лишь называлось именем другого человека. Слишком значителен был для него потенциал.
Что же касается Андрея Андреевича Власова, то у него были все шансы избрать другую судьбу. Будучи в винницком лагере, который курировал граф Клаус фон Штауффенберг, он не умирал с голода. Играл в преферанс с другими пленными. Ему не приставляли пистолет к затылку, перед ним не стояло проблемы выжить, мол, мы тебя расстреляем, если не будешь с нами сотрудничать. Кто и что Власову предлагал?.. К нему пришел русский немец, носитель петербургской субкультуры, бывший подданный Российской империи Вильфрид Карлович Штрик-Штрикфельдт. Он был офицером старой русской армии, участником Белого движения на северо-западе России, его произвел за отличия в капитаны генерал Юденич в 1919 году. И Власов стал с ним разговаривать. Штрик-Штрикфельдт, за которым стояли определенные противники гитлеровской политики на Востоке из германского Генерального штаба, предложил Власову: может, есть такой шанс — создать русскую армию из пленных? Он убеждал: существуют немцы, которые считают, что политика в отношении России должна быть изменена.
— И что, такой шанс действительно был?
— Это уже вопрос догадок и альтернативной версии событий. Например, что было бы, если бы взорвалась бомба, заложенная заговорщиками в самолет Гитлера в марте 1943 года?.. Если бы Гитлер был убит тогда или чуть позже — на выставке в берлинском Цейхгаузе?.. Мир с союзниками на Западе?.. Полковник Хеннинг фон Тресков, предпринявший попытку взорвать гитлеровский самолет в марте 1943 года, ведь не случайно перед покушением на фюрера организовал приезд Власова в тыл группы армий «Центр». Видимо, существовал расчет на то, что самолет Гитлера взрывается, и Власова тут же провозглашают в Смоленске руководителем альтернативного Сталину правительства.
Летом 1942 года никто не мог знать — есть шанс, нет шанса... Власову поступило предложение. Он мог его принять, мог отвергнуть. Он согласился. Со всеми рисками, всеми издержками. Я знал людей, которые вступили во власовскую армию в последний год войны, даже в последние пять-шесть месяцев войны, когда, казалось бы, никакого смысла в этом не было. Один из них, лейтенант Красной армии и потом поручик-власовец, попал в плен в мае 1942 года под Харьковом, а во власовскую армию вступил лишь в декабре 1944 года. Ни в каких боевых действиях не участвовал, сдался со своей частью американцам. Вместе с другими его выдали в советскую зону оккупации. Осужден, отсидел десять лет. Живет в центральной России, давно перешагнул 90-летний юбилей. Поддерживал долгое знакомство с одним очень известным бардом-классиком. Считает, что боролся против Сталина и ни о чем не сожалеет. Большевиков называет убийцами России… Уже в 1943 году условия содержания в лагерях для военнопленных стали меняться, по сравнению с зимой 1941/42 годов. И когда в 1943–1944 годах, не говоря уже о 1945-м, пленный соглашался надеть немецкую форму с шевроном РОА, он имел очень небольшую возможность выиграть. Это было скорее повышение жизненных рисков. С 1943 года в немецком лагере уже появилась возможность выжить, а шеврон РОА означал в будущем неизбежный приговор: расстрел или долгий лагерь. Все прекрасно понимали, что товарищ Сталин таких вещей никому не простит.
Думаю, это огромная человеческая трагедия в конкретных исторических обстоятельствах. Мне близка оценка Александра Исаевича Солженицына: власовцы — это кони в горящей степи. И эти кони в горящей степи мечутся, и куда ни кинь — всюду клин…
