Не то что в брежневские времена, но еще и пару десятков лет назад ничего из того, что сейчас перечислю, было невозможно.
Турция совершенно самостоятельно, не оглядываясь ни на Россию, ни на собственных натовских союзников, тоже воюющих в Сирии, выкраивает себе кусок сирийской земли и не собирается оттуда уходить.
Иран строит целую империю, доходящую до Средиземного моря. И проделывает это там, где оперируют российские войска — иногда взаимодействуя с ними, а иногда не обращая на них внимания.
Северная Корея уничтожает — или как минимум притворяется, что уничтожает, — свой ядерный полигон, расположенный у самой российской границы. Однако адресатами этого то ли широкого жеста, то ли спектакля, являются Сеул, Пекин, Токио, Вашингтон, но не Москва.
Возникают и распадаются странные альянсы, в которых задают тон те, кто раньше в сверхдержавах не числился. Россия входит в картель стран-нефтеторговцев, борющихся за дороговизну нефти, но возглавляет его Саудовская Аравия. Все усилия по торможению нефтеэкспорта она может сорвать буквально за считанные дни, стоит ей слегка открутить краны на своих нефтепромыслах. При этом она же из года в год тратит на вооружения не меньше России (формально даже больше, но, видимо, с меньшей эффективностью), она же грозит обзавестись атомной бомбой, и она же в необычном для себя сотрудничестве не только с США, но и с Израилем, пытается повернуть вспять иранское освоение Сирии, Ливана и Йемена.В другом полушарии вместо привычного объединения «все против США» крупнейшие страны Латинской Америки — Бразилия, Мексика, Аргентина, Колумбия и прочие — вместе с североамериканской натовской Канадой создали «группу Лимы» для шельмования Венесуэлы, грозя признать незаконным режим Мадуро.
Да и вообще, количество анклавов, эксклавов, территорий и целых государств, не признаваемых в качестве легально существующих другими государствами и целыми их группами, сейчас велико как никогда и все время растет. Это один из неизбежных побочных продуктов многополярного мира. Того, о пришествии которого так мечтали позднесоветские, а затем и российские идеологи мировой политики.
Назвать нынешнее наше мироустройство многополярным в полном смысле этого слова, пожалуй, еще нельзя. Но за последние несколько лет оно сильно продвинулось в этом направлении.
Видимо, это судьба. Такие разные руководители американской сверхдержавы, как Буш-младший на поздней фазе своего правления, Обама и Трамп, каждый по-своему что-то делали, чтобы всеобщей уверенности, будто в любой ситуации США оставят за собой последнее слово, больше не было.Рано говорить, что стилистика нынешнего главы Америки, работающего в жанре «наезд — откат», так уж неэффективна. Возможно, северокорейский правитель решил сменить пластинку (неясно, повторю, всерьез или понарошку) в том числе и потому, что Трамп осыпал его угрозами и бряцал оружием. Но в любом случае роль Китая и южнокорейского режима, взявших на себя обязанности добряков и конструктивистов, в изменении стиля поведения Ким Чен Ына нисколько не меньше.
То же и на иранском фронте. Вполне можно вообразить, что нововводимые американские санкции вдруг сменятся каким-то соглашением и даже обменом прочувствованными комплиментами между первыми лицами противоборствующих держав. Однако это случится лишь если в Иране решат, что противостоять израильтянам, а также саудитам, отчасти туркам и прочим игрокам, готовым без разговоров применить силу, становится слишком уж накладно. Отдельно взятое американское эмбарго Ирану не в новость и спасовать его, пожалуй, не заставит.
В этом новом мире, где каждый за себя, а дружеские компании возникают и рассыпаются с непривычной быстротой, особенно неуютно чувствуют себя те, кто привык жить без хлопот, надеясь на кого-то другого. Отсюда и суета, поднявшаяся сейчас в Евросоюзе, и разговоры, что пора зажить своим умом и самим о себе заботиться, не оглядываясь на непредсказуемую трамповскую Америку.
Надо сказать, что европейцам и раньше никто не мешал думать о себе. Так что нынешний пафос слегка инфантилен и почти не подкреплен делами. Скажем, военные траты Германии, канцлер которой с особой охотой рассуждает о европейской самостоятельности, чуть выше южнокорейских и всего в полтора раза больше бразильских, а бундесвер аттестуется специалистами как армия до странности слабая и неважно управляемая.Но даже евросоюзовская машина, хоть и медленнее прочих, все же включается во всемирную гонку вооружений, которая набирает ход. Мировая многополярность мало кому оставляет другой выбор, кроме как вооружаться.
Россия начала это делать раньше большинства стран и за последние годы приблизилась к пику своих возможностей. Но угнаться за американской и китайской супердержавами и даже за отдельно взятыми средними государствами, у которых просто очень много денег, как у саудитов, не получается.
Многополярность, о которой так грезили, не принесла счастья. И в долгосрочном плане не создала новых возможностей увеличить могущество.
Напротив, те ходы, которые в международной политике практиковал Владимир Путин, давали особый эффект только до тех пор, пока другие игроки их не применяли. Но теперь, по случаю пришествия многополярности, так же свободно ведут себя если не все, то многие. Хорошо быть дерзким одному. А когда все вокруг дерзкие?
В старом мире имела значение не только сила, но и правила, более или менее соблюдаемые большинством. В мире многополярном положение того, кому противостоит более мощный альянс, быстро становится критическим.А способность Кремля создавать сильные коалиции никогда не была на высоте. Разрыв с Украиной привел, помимо многого прочего, к ослаблению связей с главными официальными союзниками — Казахстаном и Белоруссией, притом скорее стратегическому, чем временному.
И сегодня даже такой маленький сателлит, как Армения, которой по географическим причинам вроде и деваться некуда, меняет без спросу свой режим, а Москва не рискует возразить, довольствуясь лояльными заверениями новых правителей. Даже в сфере прямого российского влияния многополярность явно делает успехи.
Мечта сбылась, но долгоиграющих геополитических очков не принесла. Осталось объединяться с теми, против кого большинство — как с Асадом или с Мадуро. Быть на равной ноге с теми, кто раньше стоял ниже — как с Анкарой или с Тегераном. И даже искать, притом довольно безуспешно, кого-нибудь, кто, сохранив декорум равноправия, взял бы под крыло и окружил заботой.
Удивительно ли, что когда многополярность и в самом деле пришла, самым главным, инстинктивно найденным ответом Москвы на нее стали не ближние и дальние войны, не демонстрации «мягкой силы», а погружение в самоизоляцию.
