Есть множество ответов на вопрос, в чем она состоит, эта основная проблема, и есть ли она вообще; может, и много их. У автора этих строк имеется свой ответ — да, такая проблема есть. Она состоит в засилье лжи. Ложь, как грязь, есть везде, но Россия, думаю, бьет все рекорды.
Нет универсального измерителя, но общее впечатление повергает в ужас и стыд за отечество. Нагло лгущие российские средства массовой (дез)информации;
российские судьи, стандартно приговаривающие невиновного по указке сверху; российские бизнес-партнеры, кидающие один другого при первой возможности; российские чиновники, тратящие на порядки больше своих зарплат; российские фабрики троллей и хакеров, cozy bears и fancy bears; обильно лгущие, не моргнув глазом, думцы, дипломаты и спортсмены, и на вершине пирамиды — первое лицо государства, задающее тон в этой вакханалии вранья. Примеров приводить не буду: имя им легион.
Американский философ Фрэнсис Фукуяма, вслед за принесшей ему славу книгой «Конец истории и последний человек» (1992),
Ёсихиро Фрэнсис Фукуяма — философ, политолог, политический экономист и писатель. Старший научный сотрудник Центра по вопросам демократии, развития и верховенства права в Стэнфорде. Фукуяма стал известен благодаря книге «Конец истории и последний человек», в которой провозгласил, что распространение либеральных демократий во всём мире может свидетельствовать о конечной точке социокультурной эволюции человечества и стать окончательной формой человеческого правительства. Его работа была переведена на более чем 20 языков мира.
написал другую, посвященную доверию между людьми, так и называющуюся, «Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию» (1995).
Её основной тезис выражен заголовком: доверие между гражданами есть важнейшее условие экономического благополучия народа. Фукуяма выделяет страны со сравнительно широким общественным доверием, как США, Япония и Германия, и с относительно низким, ограниченным семейными, клановыми связями, как Италия, Франция, Испания. В первом случае бизнес развивается более благоприятно, чем во втором:
… люди, друг другу не доверяющие, в конце концов смогут сотрудничать лишь в рамках системы формальных правил и регламентаций — системы, требующей постоянного переписывания, согласования, отстаивания в суде и обеспечения выполнения, иногда принудительного. Весь этот юридический аппарат, заменяющий доверие, приводит к росту того, что экономисты называют «операционными издержками». Другими словами, недоверие, распространенное в обществе, налагает на всю его экономическую деятельность что-то вроде дополнительной пошлины, которую обществам с высоким уровнем доверия платить не приходится.
С нашей российской колокольни стоит обратить внимание на имплицированную этим тезисом Фукуямы работоспособность юридического аппарата в странах слабого общественного доверия. Недостаток доверия между гражданами компенсируется их доверием суду. Да, эта нагрузка существенна, но не все возможности для бизнеса закрываются. А как же быть в тех совсем уже несчастных случаях, не можем мы не спросить, когда и суду доверять нельзя? Что если и в суде заседают такие же карьеристы, ловчилы и прохиндеи, как и за его пределами? Какой вообще бизнес возможен в таких условиях полного недоверия? С кем предприниматель может договариваться, на чье слово полагаться, и куда идти с жалобой на обманщика?
Пожалуй, мне могут сказать, что американский философ — не самый удачный судья по части российских реалий, тут лучше к отечественным экспертам обращаться. Хорошо, обратимся к исследователю, кого трудно заподозрить в слабом знании российских проблем такого рода, к директору социологического центра имени Юрия Левады Льву Дмитриевичу Гудкову.
Лев Дмитриевич Гудков – один из авторов “Другого Взгляда”. Информацию о нём смотритездесь.
В книгах, статьях и выступлениях Льва Дмитриевича большое место занимает проблема «советского человека» в его постсоветском бытии. Отмечу здесь лишь одну черту этого доминирующего типа сознания, постоянно подчеркиваемую Гудковым — крайне низкий уровень доверия, и к индивидам, и к социальным структурам:
… если говорить об основе советского человека, то это человек, научившийся жить с репрессивным государством, вступая с ним в коррупционные сделки, уживаясь, обманывая: “Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем”, “Каждый против, но все за” и так далее. Это система двоемыслия, взаимного приспособления, лукавости: Татьяна Заславская называла это “лукавый раб”… наша первоначальная гипотеза о том, что это уходящее поколение, не оправдалась. (Гудков, 2017, отсюда)
В СССР царил цинизм. “честное пионерское” уже с детского возраста воспринималось в переносном, скорее обратном смысле.
Во всех международных исследованиях, показывающих уровень доверия, Россия, как и Украина — в самом конце списка, на вершине которого скандинавские страны, где самый высокий уровень доверия, а на дне те страны, которые недавно прошли через гражданские конфликты, где очень высок уровень внутренней агрессии и соответственно очень высок уровень недоверия. Россия, Украина, Беларусь где-то в середине третьего десятка, такие исследования охватывает в среднем около трех десятков стран. (Гудков, 2012, отсюда)
Постсоветский человек, выявляемый социологическим анализом Левада-центра, везде ждет обмана, принимая обман за норму;
он знает, что живет в стране лжецов, что, в свою очередь, оправдывает и его собственное криводушие. Лживость уже оправдана тем фактом, что все так, что иначе не выжить; лживость есть господствующая конвенция постсоветского социума. Выход из конвенции лжи требует разрыва крепких порочных кругов, требует серьезных жертв, героизма; он возможен для сильных духом, но не для массового человека. Экономические последствия этой конвенции не замедлили сказаться сразу же после краха СССР и открывшихся возможностей частного предпринимательства:
Исследования формирования нового предпринимательства в 1990-х гг. показали, что основными препятствиями на пути развития бизнеса были не отсутствие свободного доступа к кредитам или новым технологиям и не административный произвол и коррупция, а дефицит доверия к партнерам по бизнесу, несоблюдение договоров, нечестность, необязательность при выполнении условий контрактов и проч. (Гудков, Доверие в России: смысл, функции, структура, 2012)
Jeff Christensen “Just Business”
Одной из иллюстраций экономической фундаментальности доверия между людьми является этимология главнейшего экономического слова, слова кредит, идущего от латинского credere, доверять; отсюда же и Credo, Верую, Символ Веры. Примечательно, что credere, в свою очередь, идет от палео-индоевропейского корня kerd, сердце — и русское сердце есть не только его значение, но и этимологическая производная. Есть такая поговорка: держится на честном слове; её употребляют, когда хотят указать на хлипкость и ненадежность. Это одна из самых циничных и страшных идиом русского языка. Как вообще можно жить с таким отношением к честному слову? Весь капитализм стоит на credit, на доверии, именно на честном слове. Высокое доверие порождает низкий процент по займам, открываемые этим широкие экономические возможности, и наоборот — недоверие ведет к недоступности кредита, неприемлемо большой ставке процента.
Собственно, отсюда уже недалеко и до ответа на вопрос, вызванный цитатой Фукуямы, об обществах сверхнизкого доверия, о том, какого рода бизнес там возможен. Для того, чтобы две лукавые ненадежные стороны могли договориться и полагаться на договор, им нужен гарант договора. Таким гарантом может выступить лишь тот, на верность чьего слова каждый из них мог хотя бы надеяться, и кто вдобавок обладает достаточной силой и интересом обеспечения гарантии. Единственной фигурой такого рода в постсоветском обществе был глава местной мафии, региональный барон, ибо никаких иных твердынь в стране лжецов не осталось. Но тем самым обе договаривающиеся стороны оказывались в подчинении этого барона, он и становился реальным хозяином их бизнеса. Конфликты между баронами, в свою очередь, порождали необходимость в их короле. Таким образом, единственным средством остановить войну всех против всех в стране лжецов, сделать там возможным хоть какой-то бизнес, оказывается авторитарная пирамида, и ничего иного.
Эта пирамида реализует всю полноту власти, никакое разделение властей здесь невозможно; в стране, не знающей конвенций чести, закона и справедливости, разделение властей немедленно породило бы паралич власти, войну между группировками баронов.
Английский философ Томас Гоббс
Томас Гоббс (1588 — 1679) — философ, один из основателей теории общественного договора и теории государственного суверенитета. Известен идеями, получившими распространение в таких дисциплинах, как этика, теология, физика, геометрия и история.
исходил из крайне пессимистичного взгляда на человека, как на существо сугубо эгоистическое, движимое животными страстями, а стало быть, вероломное и чуждое справедливости. При такой модели человека, неудивительно, что он заключил о необходимости абсолютной, никому не подотчетной пирамиды власти, Левиафана, как единственному средству избежать наибольшего зла — войны всех против всех. Гоббс жил в одну из самых тяжелых эпох в истории Англии — долгой религиозной гражданской войны; его модель человека и вытекающих из нее возможностей социума нельзя понять, если не брать в расчет горечь его времени. В отличие от Гоббса, его соотечественник Джон Локк
Джон Локк (1632 — 1704) — профессор и философ. Он широко признан как один из самых влиятельных мыслителей Просвещения и теоретиков либерализма. Письма Локка произвели воздействие на Вольтера и Руссо, его влияние также отражено в американской Декларации независимости. Теоретические построения Локка отметили и более поздние философы, такие как Дэвид Юм и Иммануил Кант. Локк первым из мыслителей раскрыл личность через непрерывность сознания. Он также постулировал, что ум является «чистой доской», то есть, вопреки декартовской философии, Локк утверждал, что люди рождаются без врождённых идей, и что знание вместо этого определено только опытом, полученным чувственным восприятием.
видел в человеке не только животное, но и духовное начало, откуда проистекала презумпция способности выполнять договор. На вере в порядочность граждан, их договороспособность, стоит вся локкова концепция правового общества и разделения властей; без этой веры она тут же рассыплется. Локку посчастливилось увидеть торжество своих благородных идей; он дожил до Славной Революции и Билля о Правах. Выходит, что как Гоббс, так и его оппонент Локк, на деле видели подтверждение своих, несовместимых один с другим, взглядов на человека и социум. Стало быть, вопрос о том, чей взгляд на человека и общество, Гоббса или Локка, ближе к истине, решается не универсальным теоретическим рассуждением, но в каждом случае конкретно. Гоббсовским или локковским является каждый данный народ, способный к падениям в первое состояние и возвышениям до второго. Здесь можно вспомнить и Аристотеля,
Аристотель (384 — 322) — древнегреческий философ. Ученик Платона. Основоположник формальной логики. Был первым мыслителем, создавшим всестороннюю систему философии, охватившую все сферы человеческого развития: социологию, философию, политику, логику, физику.
выделившего шесть типов правления, три добрых — монархию, аристократию и политию, и три дурных — тиранию, олигархию и демократию. Наихудшим видом правления в аристотелевой классификации является тирания. Неудивительно, что именно она и оказывается единственно возможной для падшего народа, где доминируют эгоистичные, вероломные, чуждые справедливости люди.
Василий Владимирович Шульженко “Заблудившийся на Карнавале” Московский художник Василий Шульженко работает в стиле гротескного реализма. Его работы находятся в частных и музейных коллекциях России, США, Италии, Франции, Финляндии, Голландии, в Государственной Третьяковской галерее в Москве.
Возвращаясь на российскую почву, мы приходим к выводу, что гоббсовский тип человека, что сложился в советскую эпоху, homo soveticus, или тип «лукавого раба», и не мог породить по крушении тоталитаризма никакой иной социальной структуры, кроме беззаконного или мафиозного авторитаризма. Дело здесь, как видно, совершенно не в Ельцине, Гайдаре, Явлинском, Путине или ком-то еще, а в ментальности народа, пережившего семьдесят лет уникальной по разрушительности и лживости марксистской диктатуры, давшей, по крушении её, беззаконие и конвенцию лжи. В качестве возражения этому выводу могут привести опыт Грузии времени правления Саакашвили, когда страна была решительно двинута в сторону правового государства. На это можно ответить двумя замечаниями. Во-первых, Михаил Николаевич Саакашвили и его команда дорого заплатили за эти решительные реформы после поражения на выборах: кто бегством из страны, а кто и тюрьмой. Идет возвратная реакция, и еще вопрос, до чего она дойдет. Во-вторых, население Грузии в тридцать раз меньше населения России, и проживает оно несравненно компактнее. Соответственно, для России достижение сходного эффекта потребовало бы, скажем, раз в сто большей команды благородных, отважных и квалифицированных единомышленников, чем было таковых в окружении Саакашвили. Столь большой группы доблестных рыцарей-единомышленников, способных завоевать власть и установить в стране закон, свободы и справедливость, после краха тоталитарной империи не нашлось, и трудно себе даже представить другую возможность хоть тогда, хоть ныне.
Связь мафиозно-авторитарной власти с неспособным к установлению доверия, лукавым населением сразу прямая и обратная, образует порочный круг. Выше мы рассмотрели, как лживость населения порождает авторитарный характер власти. Обратная связь состоит в том, что авторитарная власть заинтересована в поддержании условий своего существования: разобщенности населения, недоверия людей друг другу, их готовности прибегать ко лжи.
Василий Владимирович Шульженко “Ряженные”
Авторитарно-мафиозная власть заинтересована в распространении цинизма и веры в доминирующую подлость людей, с единственным исключением: прекрасного и мудрого человека, с которым нам всем фантастически повезло; фамилию можно и не называть.
Эта вера насаждается с помощью всех средств массовой информации. Соединение общего цинизма с культом верховного властителя приобретает особую силу благодаря еще одному важному фактору, жажде признания человеческого достоинства.
Вслед за Гегелем и его видным последователем и интерпретатором, русско-французским мыслителем прошлого века Кожевым (Кожевниковым),
Александръ Владиміровичъ Кожевниковъ (1902 — 1968) — философ-неогегельянец. Оригинальное истолкование философии Гегеля Кожевым имело значительное влияние на интеллектуальную жизнь Франции и европейский философский климат XX века.
Фрэнсис Фукуяма ставит жажду признания во главу угла понимания движущих сил истории; раскрытию этой идеи посвящен его труд «Конец истории и последний человек». Посмотрим с этой позиции на положение homo soveticus в порожденном его духом царстве лжи и беззакония. В силу последнего, любой человек в таком обществе может быть безнаказанно унижаем; стремление же к унижению другого возникает как теневая сторона стремления к утверждению собственного достоинства. Самые низы населения, не занимающие никаких позиций в пирамиде власти, унижаемы всеми, кому ни лень: от непосредственных начальников до рядовых полицейских, не говоря уже о фигурах повыше. Мужья переносят это унижение на жен, жены на мужей, родители на детей, подрастающие дети на родителей. Властные фигуры также не свободны от унижения: у каждого есть тот, кто может безвозмездно его унизить, подчеркнув тем свое значение. Исключение составляет лишь один человек, единый неуниженный, чтимый и превозносимый не только всей пирамидой власти, но и народом. В тотальности своего цинизма и недоверия, homo soveticus делает одно исключение: сияющую фигуру верховного властителя. Должен же быть в стране хоть один прекрасный человек!
Не может человек смириться со своим полным ничтожеством, ему нужно нечто такое, что скажет: ты, дорогой друг, конечно, прост, но в простоте своей ты и велик. И чем же простой российский человек может быть велик? Громадным размером державы, конечно, это раз.
Но не только этим размером он может и хочет гордиться. Размер должен быть наполнен силой — иначе какая ему цена? А потому, к размеру, требуется еще и страх, навеваемый человечеству военной силой, армией и бомборакетами — это два.
Ну и должна быть великолепная личность, все это олицетворяющая — это три.
На сих трех китах покоится гордость homo soveticus. Гордости служат и любимые военные парады, но одних парадов маловато: дабы систематически напрягать, бомборакеты должны иной раз и срабатывать. Страх перед державой улетучится, если время от времени не показывать кузькину мать и старшинство в доме хотя бы кому-нибудь. Очень уж сильно кулаками махать для того не обязательно, можно и напроситься на совсем уже нехорошие вещи, но как-то кому-то заметно врезать периодически необходимо — чтоб знали, боялись и уважали. Униженный человек авторитарного государства предъявляет спрос на агрессию как средство утверждения своего достоинства. Потому милитаризм, маленькая победоносная война постсоветскому человеку в радость — это его главнейшее утешение.
Народный запрос на воинственность и войну дает важный политический ресурс власти: если дела с экономикой и справедливостью плохи, рейтинг первого лица падает, то следует прибегнуть к средству этот рейтинг взбодрить, развязав новую агрессивную кампанию, оттяпав что-нибудь у соседей или устроив еще одну заварушку с нашими танками, самолетами и войсками где-нибудь.
Устраивается война, сопровождаемая агрессивной риторикой, угрозами, победными реляциями и соответствующим видеорядом — и пожалуйста, народ снова видит в начальнике всех начальников — великого вождя, героя и воплощение народных доблестей, достойного не вопросов о печальном уровне жизни и крайней несправедливости, но восторгов, любования и песнопений. Настроение решительно улучшается, невзгоды жизни отступают на второй план, рейтинг летит вверх. Страна повальной бедности, несправедливости, беззаконий, унылой медицины и бездорожья, тотального воровства и обмана, страна, принадлежностью к которой приходится стыдиться, превращается в блистательную державу, показывающую силу,
заставляющую с собой считаться, превращается в источник гордости и достоинства её жителей. За такой праздник души жители готовы дорого платить и на многое закрывать глаза. Разумеется, отсюда произрастает пышный куст двоемыслия об отечестве и его государе, но в стране привычной лжи это тоже привычно.
Хотелось бы особо отметить зависимость от государства постсоветского человека, его ксенофобскую настроенность, постоянную необходимость в образе врага и чужого, чтобы выявить свои достоинства, поскольку гордиться ему особо нечем, ведь успешного демократического транзита не получилось. Как следствие, уровень агрессии и недовольства чрезвычайно высоки. Это недовольство, напряжение ищут каких-то каналов сброса. Такими каналами обычно являются либо внешние враги, либо внутренние враги. Поэтому ксенофобия, я могу судить по России, довольно высокая. Она выше, чем в советское время. Насколько я знаю, в Украине уровень этнической нетолерантности и ксенофобии немножко ниже, но не принципиально…. Бедность и зависимость маленького человека компенсируется сознанием, что мы великая держава. (Л. Гудков, 2012, отсюда)
Итак, в стране лжецов (или со сверхнизким уровнем доверия, как угодно) возможна или война всех против всех, или агрессивная тирания мафиозного типа, или смесь первого и второго. Никаких иных вариантов не просматривается, ибо закон и справедливость в такой стране работать в принципе не могут. Чего ради судья, рискуя креслом, если не больше, скажет по телефону «нет» влиятельному человеку? Почему силовик откажет себе в удовольствии отжать бизнес, решив тем самым ряд давно назревших проблем? Почему правда может оказаться для них столь важной? Что им в ней? Кто-то скажет, наверное: совесть же должна быть у людей. Должна, разумеется. Но если бы ее голос был сильнее власти лжи, то Россия не была бы страной повального вранья и бесчестия.
Среди противников российской власти принято считать Путина с его окружением причиной всех бед. Автор этих строк никак не относит себя к симпатизантам Владимира Владимировича, но он и не сторонник сваливания на главу государства и его ближний круг основной ответственности за состояние дел в России. Такой распространенный взгляд не только несправедлив, но и наивен. Путин, с выстроенной им вертикалью власти, есть реализация общественного запроса на прекращение войны всех против всех, на установление сильной руки. Запросы такого рода без ответа не остаются — Путин и есть такой ответ. И если кто-то скажет, что ответ подобного рода мог бы быть, в принципе, гораздо лучше — автор позволит себе не только усомниться, но и выставить встречную гипотезу: Путин, при всех его пороках, есть, может быть, наилучший возможный правитель страны лжецов.
Если последняя гипотеза справедлива, то, выходит, России с Путиным еще повезло; может быть, надо благодарить еще судьбу за него. Не прибегая к большому террору, страной может править лишь человек, чей внутренний склад соответствует доминантам народного сознания. Если в стране господствует тип подлеца, то и править ей может лишь достаточно лживая, изворотливая, низкая личность.
Человек благородного, справедливого, правдивого склада просто не найдет достаточного числа сподвижников; его правление может быть только номинальным при реальной власти воров и кровопийц, либо, что еще скорее, он до этой власти и не дойдет, а случайно дойдя, тут же и потеряет. Осуществление власти требует единства конвенции; конвенция справедливости несовместима с конвенцией надувалова и кидалова.
Упрекать Путина, что он, нарушая Конституцию, остается у власти уже на который срок — еще один пример наивности. Куда Путину уходить, скажите на милость? В тюрьму, под пулю в лоб? А ведь никаких иных вариантов у него нет, высшая власть для него — синоним жизни. Договориться о безопасном уходе ему невозможно: в стране лжецов и беззакония цена договорам — копейка в базарный день. Тому, кто придет после Путина, выгодно будет списать на него все прошлые неудачи и унаследованные проблемы, как оно и бывало в российской истории. Вспомним и о дочерях его, которым тоже пришлось бы несладко, лишись они защиты; как минимум, потаскали бы их по замечательным российским судам, да и сроки бы влепили за коррупцию. И что, мы будем требовать с Владимира Владимировича: ради соблюдения Конституции, иди в тюрьму иль под пулю, государь, и забудь о дочерях? Это что, разумное требование, типа тех, которым каждый из нас обычно руководствуется? А даже если сделать фантастическое допущение, что правитель передаст бразды кому-нибудь и все же уйдет, то с чего мы решили, что жизнь станет лучше? Его уход всего лишь вернет нас к той же альтернативе между бессильным центром, сопровождаемым схватками мафиозных кланов, и замиряющей их твердой тиранической рукой.
Карл Маркс (1818-1883) учил, что общественное состояние определяется уровнем техники, что все остальное — нравы, государство, право, культура, религия, философия — им задается. В противоположность этому, его соотечественник Макс Вебер (1864-1920)
Максимилиан Карл Эмиль Вебер (Max Weber) — немецкий социолог, философ, историк, политический экономист. Идеи Вебера оказали значительное влияние на развитие общественных наук. Макс Вебер считается одним из основоположников социологической науки.
видел базис общественного развития в доминирующей религии. Здесь не место заводить большой разговор на эту тему; ограничусь лишь ссылкой на того же Фрэнсиса Фукуяму и отечественных историков фундаментальной науки Александра Александровича Любищева (1890-1972), «Религия и Наука»,
Александр Александрович Любищев — философ, биолог и энтомолог. Активно затрагивал философские проблемы во множестве своих трудов, многие из которых не были и не могли быть ввиду их критического содержания опубликованы при жизни учёного. Философская позиция Любищева тяготеет к взглядам Платона. Ещё в 1923 он ввёл представление о естественной системе. Он предполагал, что свойства организма всецело определяются его положением, местом в естественной системе. Критиковал эволюционное учение Дарвина, активно противодействовал Лысенко и его последователям.
и Геннадия Ефимовича Горелика (р. 1948), «Кто изобрел современную физику?»:
Геннадий Ефимович Горелик – историк физики. Исследователь в Центре философии и истории науки Бостонского университета. Автор более десяти книг и многих статей по истории физики и социальной истории науки, включая биографии М. П. Бронштейна, В. А. Фока, А. Д. Сахарова, Л. Д. Ландау.
история показывает, что прав был Вебер. Но тогда и вопрос: что же характеризует доминирующий тип религиозного сознания нынешней России? Послушаем еще раз директора Левада-центра Льва Дмитриевича Гудкова:
Уход коммунистической идеологии, который произошел раньше, чем развал СССР, реально он имел место уже в брежневскую эпоху, создал идеологический вакуум. Он заполнился двумя системами – русским национализмом, с одной стороны, и декларативным православием, декларативной религиозностью с другой. В 1988 году лишь 16 % россиян считали себя верующими. Сегодня это 77 %. За 20 лет из атеистического общества Россия превратилась во внешне религиозное общество. Почти все русские и русскоязычные считают себя православными, но при этом верят в Бога около 30 %, соблюдают все необходимые обряды, ходят на исповедь, причащаются приблизительно 4-5%. Этноконфессиональное определение имеет чисто внешний характер: я русский – значит я православный. На этическом поведении это никак не сказалось. (Гудков, 2012, отсюда)
Иными словами, господствует ровно тот тип весьма поверхностной религиозности, который только и совместим с повальной ложью и цинизмом, в котором нет ничего, кроме магизма, национализма и имперского культа. Да ведь и ожидать иное от постсоветского человека, унаследовавшего лишь жалкие руины философской и религиозной культуры, при уничтоженной марксизмом церкви, с воссозданием на её месте коррумпированной двоемысленной структуры, ожидать иное было бы и странно. Каков народ, такова и власть, такова и церковь. Макс Вебер предлагал читать это равенство в обратном порядке: пусть так, но результат от того не меняется.
Кто-то может и усомниться: а не преувеличена ли автором этих строк роль вранья, обозначенная как основная проблема России? Ну, если сказанное кому-то не убедительно, то предложу серию риторических вопросов. Что произошло бы с организмом, если б его клетки начали систематически искажать сигналы ради одноклеточных выгод? Как пошла бы пьеса, если б каждый актер стал менять свои слова и движения для своего удобства и выгод? Что случилось бы с компьютером, если память и процессор стали бы, ради экономии усилий, обманывать друг друга?
Вот, наверное, и все, чем автор этого сочинения намеревался поделиться с читателем. Позвольте, могут меня тут спросить, вы что же, так и хотите закончить на столь безысходной ноте? А что делать, дорогой читатель? Рад бы, как говорится, в рай, да грехи не пускают. Увы, не видно мне выхода. Могу сказать по-другому: думаю, лишь чудо может спасти погрязшую во лжи Россию от загнивания и падения в историческое небытие. Чудес не только не отрицаю, но знаю и выразительные примеры таковых, как на историческом, так и на своем собственном уровне. Чудеса точно бывают; предсказывать их, разумеется, не берусь и не рассчитываю на них, но надежды не оставляю. И вот, рассуждая в плане осторожной надежды, могу спросить: какого же рода события или факторы могли бы вытащить Россию из глубокого болота лжи, где коренятся все ее бедствия? При каких условиях, спрошу еще раз, судья мог бы сказать «нет» высокопоставленному мафиози? Это «нет» ведь может очень дорого обойтись ему и его семье; так ради чего же он будет упираться? Почему он так много будет платить за справедливость? Разве забота о семье, о здоровье, благополучии и жизни близких, не важнее справедливого приговора совершенно чужому человеку? А если где такой справедливый судья и объявится, то разве не потеряет он тут же место, если не хуже, в назидание всем прочим искателям справедливости?
Чтобы не только судьи, силовики и чиновники, но и большинство граждан, ставили справедливость, а не свои семейные интересы, превыше всего, требуется духовная революция, сильное движение к нравственному обновлению, очищению — не так ли? Мировая история знает такие движения; те из них, что оказывались исторически значимы, всегда в основе своей были религиозны.
Стало быть, если что-то и может спасти Россию, то только мощное подлинно религиозное движение, типа реформации, которая ведь тоже началась с лютерова бунта против церковной коррупции и окутывающей её мути пошлости, лицемерия и лжи.
На подобной очистительной волне и совсем иное общество могло бы возникнуть. Да, мог бы возникнуть тип Савонаролы или Великого Инквизитора, порождая суровое религиозно-тоталитарное государство. Нас боятся, и правильно делают — говорил автору этих строк один мудрый православный священник. Это верно, но могли бы оказаться во главе очистительного движения и совсем иного склада люди, вроде Джона Локка и отцов-основателей Соединенных Штатов.
Либералы локковского толка, совершившие Американскую революцию, например, Джефферсон или Франклин, или страстно веровавшие в свободу и равенство, как Авраам Линкольн, заявляли не колеблясь, что свобода требует веры в Бога… Другими словами, либеральная демократия не самодостаточна: общественная жизнь, на которой она основана, должна в конечном счете исходить из источника, отличающегося от либерализма. (Фукуяма, “Доверие”, 1995)
Несомненным автору представляется лишь одно: если суждено России когда-то стать правовым демократическим обществом, то таковое возможно лишь в результате христианского возрождения. Без высокой духовной энергетики, у которой есть лишь один исток, из нравственного болота, крепко засосавшего Россию, не выбраться. Пока на эту перспективу нет, кажется, и намека, но ведь революции приходят нежданно.
Всё, имеющее начало, когда-то закончится, как учили древние. Смертен человек, смертны народы, культуры, цивилизации. Когда-то завершится жизнь и всего человечества, когда-то погаснут звезды, и сама Вселенная, появившаяся 13.8 миллиардов лет назад, когда-то закончит свое бытие. Человек, как существо телесное, очень мал в Космосе; но как существо духовное он сверх-космичен, он соприроден тому невыразимо мощному Духу, Который создал не только Вселенную со всеми её чудесами, но, вернее всего, неисчислимое множество удивительных вселенных. Каждый получил свои духовные дары от Творца миров, и каждый ответит за распоряжение ими. От этого не уйдет никто.
Эпилог.“Может, сейчас это считается немодным или даже неполиткорректным, когда люди открыто и искренне высказывают свою позицию, в том числе и политическую.
Но мне представляется, что сегодня большой дефицит правды.
Лицемерие, враньё, цинизм и жестокость захлестнули Россию»
Борис Ефимович Немцов.