Здесь удобно набирать воду. Поднимаешься по нескольким ступеням, оставляя за спиной шумную дорогу с несколькими полосами туда-обратно, заходишь во всегда открытую в дневное время кованую калитку и попадаешь на вымощенный плиткой двор.
Сквозь красивый кованый забор, заросший плющом, все еще отчетливо слышен шум большого города, но ты уже будто в другом мире. Вокруг - заботливо подстриженные кусты зелени, и дорожка ведет за угол церкви, туда, где уже выстроилась цепочка горожан. Кто - с сумками, в которые помещаются по две-три пластиковые баклажки с водой. Кто - с полуторалитровыми, от "Моршинской", такие же, как и ты, проезжающие мимо автомобилисты, изнывающие от жары.
Источник дает воду по двум трубам, под которые можно подставить пустую тару и молча ждать, пока вода наполнит ее до краев. Стоишь себе здесь, в тени развесистого дерева, и под журчание холодной воды отдыхаешь в эти несколько минут данной себе передышки от текущих дел. И в это же время боковым взором наблюдаешь строения, расположенные на территории этой "фазенды" - церковного угодия, щедро кем-то спонсируемого.
На днях в этот домик справа, на заднем дворе церкви, вошел священнослужитель, припарковав рядом, за высокими кустами, свой роскошный внедорожник. Кусты, призванные оградить чужой достаток от любопытных глаз, явно могли бы быть повыше - так некстати открывали чужому взору то, что хотели бы скрыть.
- Девушка, ваша уже наполнилась!
Я вздрагиваю, выходя из задумчивости, забираю свою "Моршинскую", наполненную родниковой водой, и спешно уступаю место следующему в очереди. Навстречу из-за угла снова и снова идут люди, один, два, трое...
- Скоро вечерняя служба. Что же вы проходите мимо?..
Он одет в черную рясу, обращаясь ко мне, гремит связкой ключей. - Что, спешите?
Я еще недавно ловила себя на мысли, что понимаю систему их работы. Это же франчайзинг! Это как я, открывая пиццерию, выбираю себе бренд, под которым буду работать. Хм... И тут моя привычка все разбирать на составляющие... Нет бы, чтобы отвлечься, увидеть что-то другое в этом роскошестве - в эту грандиозную церковь недалеко от центра города ввалили тучу денег!.. (Опять я про деньги, да что же это такое!! - думаю я и одергиваю себя.)
- Нет. Не спешу. Я могу, но НЕ ХОЧУ входить в вашу церковь.
Священник (или кто он по должности, с ключами от хозпостройки) цепким взглядом прищуренных глаз выхватывает мою дерзость, сканирует ее и вот уже снисходительно пожимает плечами:
- Бог любит каждого, дитя мое. И верующего, и неверующего. Вы должны исповедаться.
Я делаю глоток родниковой воды. Солнце, так нещадно палящее весь день и прожигающее раскаленный асфальт, уже спускается к горизонту, окрасив небо в розовый и серый. Оно отработало свою смену... Сейчас будут звонить колокола.
- Да нет. Дело в другом. Вы же церковь - российская?
Он удивленно вскинул брови. И как ему не жарко под всеми этими черными одеяниями?
- Мы церковь украинская...
Нет, - во мне где-то глубоко вскипают эмоции. Хотя, не вскипают - просто что-то царапает, поднимаясь постепенно вверх, к горлу. Я знаю это ощущение. - Нет. Вы работаете под вывеской Московского патриархата.
- И в чем смысл? Какая разница?
Я молчу некоторое время. Рассматриваю его маленький острый подбородок, с запутанной седеющей бородкой. Бросаю взгляд на величественную церковь справа от меня, сверкающую золотыми куполами. Двор, вымощенный плиткой - он идеально чистый.
- Восемь лет войны, - отвечаю я приглушенным голосом. - Вам не стыдно?..
Он не отвечает и молча поворачивается ко мне спиной. Вставляет один ключ из тяжелой связки в замочную скважину добротной, явно новой двери строения, и бросает на прощание:
- Бог любит каждого. Вам надо исповедоваться...
Нет. Мне исповедоваться не надо.
Не мне.
Не их "богу". Которому, наверное, тоже "какая разница"...
