«Чтобы восстанавливать семью и общество, нужны люди. Рада была бы ошибиться, но я не слишком верю в нашу молодежь. Они напоминают мне саженцы с хилым корнем. Дубы вырастут не из многих. Из большинства — хлыстики... Мы часто жалуемся, что молодые не уважают стариков. Но ведь и старики не любят молодых. У нас всеобщая тотальная нелюбовь друг к другу. Сила Андрея заключалась именно в том, что он умел любить. Людей вообще — пожилых, молодых, хороших и не очень, друзей, зрителей... Недавно я проезжала мимо нашего дома на Петровке, где Андрюша вырос. Там барельеф работы изумительного скульптора Юрия Орехова. И вдруг я увидела, как проходящий мимо человек снял шапку и перекрестился. Будто перед иконой. Я даже вздрогнула. А это благодарность. Любовью за любовь». Мария Миронова
Мария Миронова родилась 7 января 1911 года в Москве, в семье школьной учительницы Елизаветы Ивановны и служащего Владимира Николаевича Мироновых.
Отец Марии очень любил музыку, живопись и театр, и эту любовь старался привить своей дочери. Когда Марии Мироновой исполнилось семь лет, родители отдали ее учиться в опытно—показательную школу имени Фритьофа Нансена, в которой Миронова начала изучать актерское мастерство и участвовала во всех постановках школьного театра.
В 1925 году Мария Миронова, окончив семь классов школы, поступила в Театральный техникум имени Луначарского, а год спустя, вместе с другими студентами, дебютировала на сцене Театра современной миниатюры. О своем начале актерской карьеры Мария Миронова позже рассказывала: «Никаких предпосылок к этому не было, не знаю, пошла и все. Мама моя была учительницей, папа — специалист по текстильной промышленности. Никаких артистов. Просто родители любили музыку, все у нас было очень открыто... Как я пришла в театр? Это было до революции, до катастрофы. Летом творческая жизнь московская перемещалась в дачные местности: Малаховку, Красково, Удельное. В Малаховке был драматический театр, в котором заправлял антрепренер Иосиф Иванович Горелов. Первый раз я на сцену вышла у него в театре. До этого выступала в Благородном собрании, но я просто танцевала «Вальс» Шопена. А в Малаховке в пьесе Гауптмана «Потонувший колокол» дети выносят в кувшине слезы Мамуси, вот я и выносила. Потом, когда была постарше, я там играла много ролей. Видите ли, там до революции и даже некоторое время после был очаг культуры».
В Театре современной миниатюры Миронова сыграла роль Маньки в комедии Василия Шкваркина «Вредный элемент». Культкомиссия высоко оценила студенческую работу, особо отметив игру Марии Мироновой, на которую также обратил внимание актер второго МХАТа Владимир Попов. Попов и рекомендовал Марии после завершения обучения прийти во МХАТ. Но когда весной 1927 года Мария Миронова окончила театральный техникум, попасть сразу во МХАТ ей не удалось, так как туда принимали лишь членов профсоюза. И тогда Мария устроилась во вспомогательный состав Московского театра оперетты, где некоторое время танцевала в кордебалете. Там она была принята в профсоюз, что позволило ей вскоре устроиться на работу во МХАТ—2.
Сыграв во МХАТе Фани в спектакле «Хижина дяди Тома» и Марусю в спектакле «Дело чести И.Микитенко», Мария Миронова сразу проявила себя как яркая острохарактерная актриса. Софья Гиацинтова вспоминала: «Миронова ни к кому не пристраивалась, ни в какие группировки не входила и при этом к делу относилась свято, с большим рвением». Но долго работать во МХАТе Мироновой не пришлось. Ей предлагали мало ролей, и она приняла приглашение художественного руководителя Николая Волконского перейти в труппу Московского государственного мюзик—холла. Но и там она проработала недолго. В 1928 году у Марии умерли родители, после чего она сама тяжело заболела и долгое время не работала, а после выздоровления поступила в Центральный театр транспорта, переименованный впоследствии в Театр имени Гоголя.
Работая на «большой сцене», Мария Миронова одновременно начала выступать на эстраде. Во время своего первого эстрадного выступления она с большим успехом прочла «Случай с классиком» Чехова, после чего ее пригласили выступить снова, и вскоре фамилия Мироновой стала появляться на афишах все чаще и чаще рядом с именами других известных артистов. Мария стала автором и режиссером своих выступлений, и вскоре на эстраде она появилась в роли Капы, обожающей телефонные разговоры.
Ее персонаж был одет в черный приталенный жакет, длинную прямую цветную юбку с ярко—красными оборками, парусиновые теннисные тапочки, старую рыжую лису с облезлым хвостом вокруг шеи, а на голове красовался шерстяной красный берет с маленьким торчком. Капа в исполнении Мироновой была неподражаема и часто доводила публику до истерического хохота. Вскоре перед зрителями Миронова предстала в новых образах — Дуси, Клавы и Марочки, миниатюры с которыми она либо сочиняла сама, либо с помощью писателей Угрюмова и Полякова. В своих героинях Миронова высмеивала страсть к сплетням, беспардонность и невежество. В 1939 году миниатюры Мироновой были отмечены призом Первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. К этому времени наладилась личная жизнь актрисы — она вышла замуж за режиссера и сценариста Михаила Слуцкого.
В конце 1938 года Мария Миронова пришла в труппу только что созданного Государственного театра эстрады и миниатюр и была задействована практически во всех спектаклях. Она прекрасно исполнила роли Зины в спектакле «Тщетная предосторожность», Жены в спектакле «Без двенадцати двенадцать», Кисы в спектакле «У актерского подъезда» и Прачки в спектакле «Курортное обозрение». Во время работы в этом театре она познакомилась с артистом Александром Менакером, который был на три года моложе Марии. Менакер великолепно пел, играл на рояле и выступал с музыкальными фельетонами. Летом 1939 года театр отправился на гастроли в Ростов—на—Дону, и там между Менакером и Мироновой стремительно начали развиваться отношения, несмотря на то, что Александр был женат и сама Мария была замужем. На четвертый день знакомства Миронова написала своему мужу письмо, в котором сообщала о разводе, и посоветовала Менакеру сделать то же самое. Вскоре после этого бывший муж Марии Михаил Слуцкий был арестован, как «враг народа», но Миронова не оставила его в беде и вместе с Менакером носила передачи Слуцкому в тюрьму, прекрасно осознавая, чем это может для них закончиться.
Осенью 1939 года Миронова и Менакер впервые вместе выступили на эстраде с сатирическими диалогами, и публика с прессой отреагировали на этот дебют с большим восторгом. Вместе на эстраде Мария Миронова и Александр Менакер проработали более 30 лет, и все это время удивительно дополняли друг друга. Как правило, Менакер появлялся в образе слабохарактерного мужа, а Миронова играла деспотичную и невежественную жену. Сценки были короткими, длились не более пяти минут, но актеры ярко раскрывали свои образы. Режиссер Борис Львов—Анохин рассказывал: «Незабываем Театр двух актеров — Мироновой и Менакера. Этот дуэт встречали с восторгом во всех городах по всей России. Их разговоры, споры, ссоры, препирательства заставляли стонать от смеха огромные залы, до отказа набитые зрителями. Я имел счастье репетировать с ними в их счастливом доме. Дом был счастливым, потому что в нем никогда не прекращалась игра — опять—таки юмористические споры, ссоры, препирательства, обмен колкостями, — быт был весело театрализован, состоял из талантливейших импровизаций, этюдов, остроумных пассажей. Очень смешные игры, в которых сквозь юмор светилась огромная нежность. Они как—то пришли ко мне на мой день рождения, уселись за стол, и тут же началась все та же игра — неистощимый каскад замечаний, придирок, сентенций, — великий Супружеский Диалог, комедийное столкновение сокрушительного темперамента жены и философского благодушия мужа. И было уже не нужно развлекать гостей, они встречали счастливым смехом каждую фразу Марии Владимировны и Александра Семеновича, Миронова и Менакер очень любили друг друга, любили играть друг с другом. Стихия счастливой игры пронизывала их существование на сцене и в жизни».
8 марта 1941 года у Мироновой и Менакера родился сын, которого они назвали Андрей — будущий замечательный актер и любимец публики. О рождении сына Миронова рассказывала: «Андрей ведь родился на сцене и умер на сцене. Он начал рождаться, когда я играла спектакль. Меня просто увезли из театра в родильный дом Грауэрмана, на Арбате». Но вскоре началась война, и с самого ее начала Мария Миронова участвовала в выступлениях фронтовых актерских бригад, проездив с этими бригадами практически все четыре военных года. Миронова помогала во время войны сиротам. Позже Татьяна Егорова в интервью рассказывала: «Как—то в детстве она гуляла с родителями в Сокольниках. Это был 1915 год, шла Первая мировая война. Там же гуляла царица Александра Федоровна со своими дочерьми. У императрицы на шее висел ящичек для пожертвований в пользу раненых. Отец дал Маше золотой, она подбежала, встала на цыпочки, но никак не могла достать до этого ящичка. И тогда Александра Федоровна перед ней нагнулась, чтобы та смогла опустить денежку. Так Мария Владимировна начинала жизнь — ей кланялись коронованные особы. Потом, уже после Великой Отечественной, она придумала такой почин — играть эстрадные концерты для детей, у которых погибли родители. Актеры выступали бесплатно, а весь сбор шел сиротам. И Сталин прислал ей с нарочным благодарственную грамоту. Она ее повесила на стену».
После окончания войны Миронова продолжила работать в Театре миниатюр вплоть до его закрытия в 1947 году, при этом она и Менакер много работали в сборных концертах на эстраде и гастролировали по стране. Там же они подготовили свой первый спектакль, который положил начало созданию ими Театра двух актеров в 1952 году. После его появления в течение тридцати лет Миронова и Менакер сыграли в этом театре девять премьер, с которыми объездили весь СССР. В интервью Мария Миронова рассказывала: «Я не была все время на эстраде, Александр Семенович сделал для меня театр. Даже знаменитый Николай Павлович Смирнов—Сокольский, который незаслуженно забыт сейчас, очень умный и талантливый человек, называл нас с Менакером — «внутренними эмигрантами от эстрады». Мы всегда хотели играть. Нам писали те же драматурги, что творили для театра: Володин, Зорин, Штейн. Первыми в России мы стали играть Нила Саймона. У нас были лучшие режиссеры, художники, был прекрасный театр. Это сделал Александр Семенович».
Специально для Театра двух актеров писали Михаил Зощенко, Борис Ласкин, Владимир Поляков, Владимир Дыховичный, Морис Слободской, Владимир Масс, Лев Шейнин, Леонид Зорин, Григорий Горин, Аркадий Арканов и Михаил Ножкин. В качестве режиссеров приглашались Б.Петкер, Д.Тункель, А.Шатрин, Б.Львов—Анохин, художники В.Ефимов, Л.Збарский, Б.Мессерер, композиторы Н.Богословский, Д.Ашкенази, Я.Френкель. Наиболее известными спектаклями Театра двух актеров были постановки «Дела семейные», «Кляксы», «Волки в городе», «Семь жен Синей Бороды», «Мужчина и женщины» и «Номер в отеле».
Несмотря на успешную театральную карьеру, Мария Миронова мало снималась в кино, причем режиссерами ей предлагались роли второго плана. Ее первой работой стала роль секретарши Бывалова в комедии Григория Александрова «Волга—Волга». Позже она сыграла жену директора завода в комедии Семена Тимошенко «Запасной игрок» и Леокадию Михайловну в приключенческой комедии Александра Роу «Драгоценный подарок». Также зрители запомнили ее работу в комедии «Мы с вами где—то встречались», снятой в 1954 году. Но серьезных ролей в кино ей не предлагали. Позже она сыграла еще полтора десятка эпизодических ролей — но в этом не было ее вины. Отечественный кинематограф не смог полностью раскрыть незаурядное дарование замечательной актрисы.
В 1982 году после четвертого инфаркта ушел из жизни муж и верный партнер Мироновой на сцене Александр Менакер. А в 1987 году скончался их сын, выдающийся актер театра и кино, любимец зрителей Андрей Миронов. Мария Миронова после этих трагических в ее жизни событий рассказывала: «Пока человека помнят, он жив. Для меня—то он всегда жив: и он, и Александр Семенович. Теперь Андрюша еще и летает на небе — ему планету дали. Еще в 1987—м году, когда он был жив. Теперь я знаю, когда он ближе к нам, когда дальше».
Мария Миронова стойко перенесла потерю мужа и сына. Никто не видел Марию Владимировну плачущей. Татьяна Егорова, которую связывали с Андреем Мироновым близкие отношения, вспоминала: «Жизнь сломалась, как молнией перерубленное дерево. Наступило одиночество — без мужа, без сына, без никого… И ни единой слезы. «Мария Владимировна, — пыталась я как—то ее утешить, — одиночества нет, всегда рядом ангел—хранитель». Она пристально посмотрела на меня, как врач на пациента, и весомо произнесла: «Но он же не пойдет за хлебом». Однажды я приехала на дачу, которую она любила, как живое существо, со всей силой своей страсти. Смеркалось. Дверь была приоткрыта. Смотрю: сидит в своем кресле. Тишина. Сумерки. И смотрит… если сказать «вдаль» — ничего не сказать. В глубь галактики. В бесконечность. Ощущение было, что она выпала из времени, что это истинный, главный ее монолог. Монолог молчания… Ее называли «женщина, которая не плачет». Только говорила: «Почему я не Маяковский, почему не могу застрелиться?!» Потом, через некоторое время, звонок: «Таня, что Вы делаете? Вы не могли бы принести мне бородинского хлеба и лимон?». Я говорю: «Конечно, с удовольствием». И началось: «А почему Вы мне не звоните? А куда Вы пропали?» Так, постепенно, она на меня накинула аркан и притянула. У нас было много времени — десять лет. Я приходила утром, когда она просыпалась, делала ей чай, и мы беседовали. Обо всем. Об Андрее, конечно. Она часто спрашивала: «Таня, за что мне это?! Почему именно мне?!»
Чтоб хоть как—то отвлечь от одиночества, Миронову пригласила себе в помощницы директор Дома актера Маргарита Эскина. Позже Эскина в интервью рассказывала: «Ей было уже 80, когда она заняла пост председателя. У нас было много этапов борьбы, и на всех она была впереди. Она и Ольга Лепешинская, как я их называю — «боевые подруги», всюду ходили, звонили министрам. Как—то Мария Владимировна в числе других была на приеме у Ельцина. Он выслушал ее и сказал: «Сейчас я должен принять английскую делегацию. Я подпишу ваши бумаги». Миронова неожиданно твердо сказала: «Ничего, Борис Николаевич, я подожду». И она осталась сидеть в приемной, пока ей, наконец, не вынесли подписанный указ». Владимир Этуш подтвердил этот рассказ: «Это было еще в том Доме, который располагался на Пушкинской площади. А в начале 1990—х там случился страшный пожар, и артисты остались без крова. Тогда Мария Владимировна устроила делегацию к Ельцину, тот пообещал передать артистам дом на Арбате: мол, на днях подпишу указ. Но Миронова сказала, что не покинет кабинет, пока он при ней не подпишет документа. Это был немыслимый поступок! Но воля была исполнена, и фактически именно Мария Владимировна закрепила этот дом за театральной общественностью».
Татьяна Егорова рассказывала: «Она вела безумную, мощную деятельность. Скажем, сидим на кухне. Звонок. Какая—то женщина из Чебоксар, незнакомая. Заболел ребенок, нужно устроить в больницу. Мария Владимировна начинает действовать. Обращается к знакомым, звонит врачу. Потом набирает номер в Чебоксарах, говорит: «Можете приезжать». Она бесконечно творила добро. Конечно, ее поддерживало постоянное внимание прессы, телевидения. Она уставала, но чувствовала, что небезразлична людям. Дней за десять до ее смерти приехал Караулов брать интервью. Спрашивает: «Мария Владимировна, скажите, что сейчас должен сделать русский народ?» Она отвечает: «Напрячь совесть».
После смерти Менакера Миронова долгое время не играла в театре и на эстраде. Но в 1990 году ее позвал в свой театр Олег Табаков, и его предложение поработать в молодом коллективе Мария Владимировна восприняла с большой теплотой, сыграв ведущие роли в спектаклях «Учитель русского» и «Норд—Ост». Мария Миронова в интервью рассказывала: «Моя жизнь кончилась со смертью Андрея. Я думала, что уже никогда не подниму головы. Никогда. Но меня спас один хороший человек. Мне вдруг позвонил Олег Павлович. Он понял, наверное, в каком я страшном состоянии, и сказал одну лишь фразу: «Мадам, а не хотели бы Вы поиграть в моем театре?» Я сказала: «Спасибо, хочу». И он взял меня в свой театр. Я была счастлива, пока была в этом театре, и с нежностью вспоминаю спектакль «Норд—Ост», в котором почти не было пьесы. И монолог «Обращение к Богу» я написала сама. Олег Павлович создал такую атмосферу в этом спектакле, что я его не забуду никогда. Атмосферу разбитой коммунистами интеллигентной петербургской семьи. Песню из спектакля я попросила Сергея Никитина переписать для меня на кассету».
Мария Миронова также сыграла в спектакле Московского театра «Современник» «Эшелон» по пьесе Михаила Рощина. А в 1994 году Миронову пригласили в театр «Школа современной пьесы» для участия в постановке пьесы Семена Золотникова «Уходил старик от старухи», поставленную режиссером Иосифом Райхельгаузоум, в которой Миронова играла в паре с Михаилом Глузским.
Когда Иосиф Райхельгауз впервые привел Миронову в здание театра, в котором до революции располагался ресторан «Зимний Эрмитаж», и хотел провести экскурсию по залам, где бывали Толстой, Достоевский, Чехов, Горький и Чайковский, Мария Владимировна не давала режиссеру начать: «Помолчите, пожалуйста. Об этом здании я сама вам буду рассказывать». И рассказала о том, как ее папа по воскресеньям водил семью обедать в этот ресторан. Мария Миронова в интервью рассказывала: «Я часто цитирую свою героиню Веру Максимовну. Там есть вещи очень близкие мне. Например, «Старость — это когда собаку не завести. Ведь ее надо выводить три раза в день». Или в другом месте: «Не нужна твоя книга про это. Ты выйди на улицу, если мне не веришь, поговори с живыми. Люди жить хотят, детей растить сытыми, войны чтобы не было. Люди покоя хотят и простоты». У нас спектакль про жизнь. Райхельгауз и Филозов сделали спектакль про сегодняшнюю жизнь, без завихрений и заумствований. Просто про жизнь. И люди благодарны за это. И мне очень радостно от того, что на него ходит много молодежи. Вот что я вам скажу: если я однажды пойму, что то, что я делаю, никому не нужно, — я уйду из театра. Тут же. И так же тихо, как я ушла от Табакова, чтобы не затруднять его поисками для меня пьесы».
Мария Миронова также рассказывала: «Сколько войн, начиная с войны 1914 года, прошло в моей жизни: и гражданская, и коллективизация (это тоже война), и Финская, и Великая Отечественная… Да можно ли было хорошо жить, когда при Сталине твои знакомые пропадали неизвестно в каком направлении! Кого—то расстреливали, кого—то сажали… Я никогда не была богатой. И к этому не стремилась. Моим богатством была моя семья. Семья — это все. В нее все упирается, даже политика. Семья, дом, дети — основа всего. Мы очень хорошо и дружно жили. У меня был прекрасный муж Александр Семенович Менакер. И прекрасный сын Андрей. Александр Семенович был замечательным человеком. И отцом был замечательным. То, что я — русская, а Менакер — еврей, никак не отражалось на нашей жизни. Александра Семеновича все любили. Он был очаровательным человеком. У него друзей было больше, чем у меня, потому что я, может быть, не слишком коммуникабельная. После его смерти его друзья стали друзьями моего сына. Например, Гриша Горин, который звал Менакера папой (при своем живом отце). Меня иногда спрашивают, как мне удалось выжить при Сталине без веры в коммунизм? Отвечаю: с меня никто не спрашивал этой веры. Мы тогда были молодые. У нас были идеалы. Только не те, что мы придем к коммунизму. У тех людей, с которыми я общалась, таких идеалов не было. Когда в те годы мы разучивали песню «Смело мы в бой пойдем за власть Советов и как один умрем в борьбе за это», то я спрашивала: стоит ли ходить в бой, если все умрут? Если все умрут, то кто тогда останется? Отец мой, кстати, сидел. Людей обычно брали после 12 часов ночи. У нас был дом в 4 этажа и без лифта. Когда приходили эти топтуны, все думали: если прошли выше, значит, пронесло. Портфельчик с зубной щеткой и бельем всегда стоял наготове. Все жили так тогда. Помню, после войны мы с Александром Семеновичем поехали в мой любимый Павловск. Его только что отреставрировали тогда. Все смотрительницы—старушки знали нас как облупленных и встретили чуть ли не колокольным звоном. Мы ходили по залам вместе с экскурсантами. И вот нас провели в парадную спальню, где стоит огромная кровать с балдахином. Какой—то человек вдруг выкрикнул: «Вот сволочи! Как жили буржуи! Ишь ты, какая кровать — пуховик. А золота—то сколько!» Я не выдержала и громко сказала: «Вы, гражданин, сказали глупость. Если бы цари не любили красивые вещи, то вам сейчас за деньги показывали бы только шалаш в Разливе». После этого Менакер схватил меня за юбку и мы через все эти анфилады понеслись кувырком. Потом запихнул меня в машину и — быстрее в Петербург. Так что, еще как боялись… Бабушка моя умерла в 117 лет. И то потому, что полезла в погреб и упала, спину себе сломала. Да, закваска была другая. А из хорошей закваски получается хороший хлеб, правильный. Теперь уж таких мало. Я не могла бы жить нигде, кроме России. И сын, когда его спрашивали, где бы он хотел жить, если бы не мог жить в Москве, отвечал: в Ленинграде. А на вопрос, какую фамилию хотел бы носить, если бы не был Миронов, отвечал: Менакер. Нет, не могла бы я жить нигде. Могилы родные здесь».
Мария Владимировна ушла из жизни 13 ноября 1997 года в Центральной клинической больнице Москвы. Похоронена на Ваганьковском кладбище, рядом с могилой сына — актёра Андрея Миронова.
Леонид Филатов подготовил о Марии Мироновой передачу из цикла «Чтобы помнили».
Источник
