Иранцам, которые не смогли присутствовать на празднованиях, приуроченных к 40-летию Исламской революции, потому что они стояли в очереди за мясом, не стоит удивляться. Светоч революции, аятолла Хомейни, говорил, что «экономика - для ослов».
Имел ли он в виду, что любой идиот может управлять экономической жизнью страны, или что люди, которые чрезмерно обеспокоены материальным процветанием, достойны презрения? Хомейни намекал на последнее, когда в начале революции сказал: «Не могу поверить, что целью этих жертв были дешевые дыни».
Хомейни был гораздо больше заинтересован в исламских законах и ненависти к шаху, чем в том, как его будущая Исламская Республика добьется хоть какого-то процветания. Он колебался между экономическим консерватизмом, основанным на законах шариата, и неким исламским популизмом, коренящимся в глубинном желании помочь бедным мусульманам. Но он не показал ни единого признака понимания того, как на самом деле работает экономика.
11 февраля исполнилось 40 лет со дня, когда режим шаха подошел к концу, уступив место Исламской Республике, а революция все еще не обеспечила простых иранцев дынями подешевле, не говоря уже о других обещаниях.
Сравнение экономических показателей Ирана, сделанных Надере Шамлоу для Атлантического совета, опровергает все парады и пламенные речи, которые сейчас гремят в Тегеране.
Сравнив Иран с Турцией, Южной Кореей и Вьетнамом, Шамлоу обнаружил, что показатели Ирана после революции 1979 года сильно отстают от статистики других стран.
В 1977 году, в последний год дореволюционного Ирана до массовых протестов, его экономика была на четверть больше, чем у Турции. Четыре десятилетия спустя ВВП Турции в 2,4 раза больше, чем у Ирана.
Сорок лет назад экономика Ирана была на 65% больше, чем экономика Южной Кореи. Сейчас экономика Южной Кореи в 7,2 раза превышает иранскую.
Апологеты режима часто подчеркивают, что ВВП на душу населения с 1980 по 2018 год более чем удвоился, но это не особенно впечатляет: за это время экономика Турции выросла в пять раз, а экономика Южной Кореи - в 19.
Да, Иран был вынужден был вступить в ожесточенную, разрушительную войну с Ираком в 80-х годах и подвергался неоднократным санкциям со стороны США. Но это не оправдание.
Война с Ираком закончилась в 1988 году. Тридцать лет – достаточно долгий срок для восстановления любой экономики, особенно когда у нее есть нефть, большой внутренний рынок и выгодное расположение между экономическими центрами Европы и Азии.
Санкции вредят экономике, но если бы иранские лидеры пожертвовали своей мечтой о распространении революционного ислама и неугасимой ненавистью к Америке, санкций никогда бы не было. Вашингтон мог бы заключить мир с тихим исламским режимом, но недавние празднования годовщины ясно дают понять, что поддержка, которую Америка оказала давно умершему шаху, слишком свежа в памяти Ирана.
Нежелание режима идти на компромисс - одна проблема. Другая - экономическое наследие Хомейни, который имел на удивление скромное представление о том, как будет работать Исламская Республика на практике.
Каким бы ненавистным ни был шах, он являлся модернизатором, направлявшим страну к экономическому развитию во главе с новым классом предпринимателей. Революция заклеймила их пособниками шаха, а муллы национализировали бизнес.
«Экономика сопротивления», которую иранские сторонники жесткой линии предпочитают уступкам Америке, приносит пользу лишь элите - муллам и революционной гвардии.
