Это русский этноним для всех, без разбору, тюркоязычных магометан. Другим повезло обрести в империи собственное имя, назваться кумыками или азербайджанцами, а эти так и остались татарами с "территориальным" уточнением. Может, и по той ещё причине, что сами они на момент завоевания Россией Крыма определяли свою общность лишь религией и подданством. В лице крымских татар мы имеем один из самых молодых этносов, сложившийся в течение последних пятисот лет в пределах Крымского полуострова.
Они - крымцы. Единственный коренной народ Крыма, не имеющий другой исторической родины.
В генотипе крымцев определено на сегодня 26 гаплогрупп - почти мировой рекорд по числу разноплемённых корней. С "материковыми" татарами в дальнем родстве лишь бывшие степные поселенцы - ногайи, потомки половцев, кыпчаков, сарматов и ордынцев с "кавказской примесью". Самая большая группа - южнобережные ялыбойлю - средиземноморский микст всех ромеев и оттоманских тюрков, генетически тождественны крымским же грекам - разделение тут произошло по вероисповеданию. Корни малочисленных горских татов наиболее древние - это готы, киммерийцы. караимы, тавры, греки и бог весть ещё кто - генетика пока не вынесла окончательного вердикта.
До депортации эти три группы еще сохраняли некоторые отличительные черты в быту и диалектах, что объяснялось различными условиями жизни. Но в культурном смысле это был уже единый народ - он в 17-м веке родил поэта, равно признаваемого всеми крымцами своим и великим. Ашик Умер, уроженец Кезлева (Евпатории), слагал поэмы и исполнял их нараспев, аккомпанируя себе на сазе. Он был богат и знаменит, строил мечети и почитался крымцами почти как святой.
Крымская знать, почти согласно общеевропейской традиции, считала себя иноплеменной простому народу - Гераи вели свою родословную от Тимура и Чингисхана - что, впрочем, не мешало совпадению их интересов и установлению приемлемых условий жизни в ханстве, чему гораздо большую угрозу представляли соседние государства. Крым традиционно поддерживал вассальные отношения с Османской империей и славился работорговлей (через невольничий рынок в Кефе прошло не меньше 3 миллионов рабов), из чего легко сделать вывод о непростых отношениях с северными соседями. Однако же, не стоит думать, что отношения эти были предельно враждебными: крымцы ли совершали набеги на север и грабили, или же запорожские казаки вторгались в Крым с такими же целями - по тем временам это считалось делом житейским. Повоевав с успехом или без, запорожцы с крымцами возобновляли мирное сосуществование и даже находили общий язык, особенно в вопросах взаимоотношений с Польшей и Москвой.
Тут надо заметить, что аппетиты Москвы насчёт Крыма проявляются с времён столь давних, что единственный вопрос возникает - с чего бы это? Что Крым не обойти на пути "в греки" и в связях с Византией - это понятно, но, всё же, никакие славяне южнее Перекопа никогда не жили. И тем не менее. "воевать Крым" - стало почти национальной русской идеей с времён укрепления Московского царства. Правда, для последних Московских Рюриковичей это была, скорее, тема защиты от разрушительных набегов. Но уже с первых Романовых притязания на Крым становятся всё более конкретными: экспансия Московской Руси в южном направлении подразумевала для Крыма судьбу Казани и Астрахани. Союз Москвы с Гетманщиной и фактическое поглощение Украйны к концу 17 века поставили "крымский вопрос" ребром.
Населению Крыма, понятное дело, все эти проблемы северных соседей в ту пору были неведомы. Времена набегов ради прибыльного грабежа, мало-помалу, миновали, а холодные и скудные земли московских русов отродясь не интересовали крымчан ни в каком смысле. ("Крымцы не токмо городов, но и малой деревни у нас никогда не брали," - писал московский думный дьяк, имея в виду, что любой набег завершался непременным оставлением территории, а не установлением власти от победителей.) Документов о повседневной жизни крымцев той эпохи сохранилось мало, но с уверенностью можно сказать, что экономика ханства передовой не была. Её можно условно определить как "слаборазвитый феодализм" с элементами родового строя и натурального хозяйства. "Боевые отряды" формировались большей частью из степняков, занимавшихся выпасом овец и коней. На более богатом юге процветали ремёсла. Но в целом состояние крымского хозяйства описывается словами одного путешественника: "Богатых землями и золотом среди их знати нет, но в простом народе не видно нищих и голодающих".
Позже, уже в 19 веке, русские исследователи Крыма отмечали то же самое: нет нищих среди крымских татар. Относительной бедности здесь не стыдятся, бедные с более богатыми сородичами держатся на равных, а для детей шьют одежду всегда по размеру, красивую и яркую - последнее всех удивляло в сравнении с русскими крестьянскими обычаями, в которых никакого представления о детской одежде не существовало.
Несмотря на гомерические масштабы работорговли, в Крыму совсем не прижилось рабство. Невольников продавали, в основном, цивилизованным европейцам, а в домашних хозяйствах местных рабский труд был не нужен и невыгоден. Те же, кто мог позволить себе иметь рабов (судя по сохранившимся документам их могло быть не больше 5-6-ти в богатом доме), по прошествии семи лет обязаны были их отпускать, как "отработавших". Если же раб принимал мусульманство, он становился вольным сразу. Отпущенные и вольные могли возвращаться домой, на север, но чаще они оставались в Крыму. Что, я бы сказала, не удивительно. К 17 веку и это, "эпизодическое" рабство сошло на нет, как экономически бессмысленное и не освящённое традицией.
Отношения северных крымчан с сечевыми казаками, мягко говоря, не вполне соответствовали привычным нам представлением о "боевом форпосте", стерегущем Русь от порабощения ордами злобных янычар. С одной стороны, самим существованием Сечь была обязана крымской угрозе и умелому лавированию в заключении военных союзов. (Шесть лет казаки Хмельницкого вместе с крымцами ходили на польские владения с неизменным успехом.) С другой - была ещё и обычная жизнь, в которой торговые и деловые связи всегда формируются "из того, что было". Казаки практически монополизировали торговлю крымской солью, которую, прямо скажем, весьма затруднительно было бы везти в Европу через Дикое поле без их деятельного участия. Известны случаи переселения казаков в Крым и перехода татар в Сечь. Заметное сходство в предметах материальной культуры говорит о том, что контакты были постоянными, не случайными.
Переяславский союз Хмельницкого с Московским царём испугал и подтолкнул Крымский Диван к сближению с Речью Посполитой. Договор крымцев с поляками, также опасавшимися усиления Москвы, был заключён в Чигирине в том же, 1654-м году и соблюдался 12 лет, в течение которых крымцы помогли остановить продвижение русских войск на Литву и Малую Польшу. Но сдерживать натиск Москвы, усиленной Украйной, Польше становилось всё труднее - союз с Крымом распался, Польша пообещала Москве поддержку в войне против Турции, в которой поляки должны были ударить по задунайским владениям, а Россия получала бы возможность взять лишенный турецкой поддержки Крым.
Между тем, называть Крым того времени несомненным турецким сателлитом - чистое лукавство. Бахчисарай уже полвека стремился вести самостоятельную политику, гораздо более мирную и прямо противоположную агрессивной политике Порты. В 1679 году хан Мюрад-Герай и гетман Самойлович начали переговоры о сепаратном перемирии между Крымом и казачеством, в успехе которых никто не сомневался - казаки и крымчане откровенно не хотели воевать друг с другом, всё больше ценя взаимную выгоду "полюбовных" отношений, установившихся ещё при гетмане Дорошенко. Порте и Москве ничего не оставалось, кроме как возглавить процесс замирения между вассалами, дабы совсем не потерять над ними контроль - Бахчисарайское перемирие было подписано в 1681-м году. По его условиям мир между Крымом и Русью устанавливался на 20 лет - народное ликование по этому поводу по обе стороны границы описано в сохранившихся документах.
А в Москве, тем временем, заговорили о том, что турки и татары - вечные христианам неприятели, что под басурманской властью в Крыму томятся православные, коих вызволить - наиважнейшая для русских задача и долг, а если того не сделать, то русским "будет стыд и ненависть от всех христиан".
К слову сказать, на этот раз Москва возбудилась не в автономном режиме, а в общеевропейском тренде: идея расправиться с Оттоманской Портой оформилась в австро-польском антитурецком союзе, пригласившем Москву поучаствовать в этом благородном деле. Москву долго уговаривать не прошлось - правительница царевна Софья как раз искала лёгкой военной победы для упрочения авторитета своего фаворита Василия Голицина. Но у неё наметились внутренние проблемы с раскольниками, а потому, прежде чем отправлять любимого князя в поход, она выступила в режиме ультимативной дипломатии и потребовала от Турции уступить России Крым целиком, с выплатой контрибуции в размере 2-х миллионов червонцев и с непременным предварительным выселением всех татар.
Запредельная чрезмерность требования султана немало удивила: он хоть и считал крымцев "вполне своими", но где такое было видано до сих пор, чтобы сгонять простых поселенцев с завоёванных земель? И ещё гонителю за то золотом платить - это совсем ни в какие ворота. В общем, на такой ультиматум в Стамбуле даже ответных слов не нашли. Но условие и было поставлено для того в таком виде, чтобы принять его не представлялось возможным. Зато отказ мог служить формальным поводом для разрыва мирного соглашения задолго до истечения его срока.
Весной 1687 года Голицин со стотысячным войском выступил в направлении Крыма. Заложниками начинавшейся войны, кроме крымцев, становились и казаки - они все больше были недовольны навязыванием "московских порядков", а ссориться с татарами не хотели вовсе, поскольку видели в них союзников в деле сохранения своей вольницы. Видимо, по этой причине на пути Голицина от северских земель до Перекопа как бы сама собой загорелась степь. Софья, конечно, в самовозгорание степи не поверила, потому "татарского приспешника" Самойловича приказала сместить, передав гетманскую власть Ивану Мазепе. Но Голицину это уже не помогло - он с позором вернулся, не добыв никакой победы и даже не вступив в бой.
Крымское ханство устояло ещё на сто лет. Но планы северного соседа относительно Крыма и его населения были обнародованы и не вызывали больше сомнений: Россия хотела присвоить Крым очищенным от коренного населения. Называть его татарским или турецким - это для Москвы не имело значения. Главное - забыть прежде употребляемое наименование "крымцы", не связывать население с землёй, считать пришлым и на этом основании требовать убраться вон.
Почти три века спустя уже советская империя с превеликим удовольствием воспользовалась этим подарком самодержавных предшественников.
- Что за закорючка в твоей метрике - "кр татарин"? - возмущался энкаведешник на станции. - Нет такой национальности - "кр"! Пиши - татарин!.. Ну и фамилия! Ктрч... хчи... Тьфу! - не понять, не выговорить! Как отца звали? Амет? Пиши - Аметов...
И ещё через тридцать-сорок лет "татарину Аметову", пытавшемуся вернуться на родину, отвечали в инстанциях:
- Вы татарин? Вон там ваша Казань! При чём тут Крым?..
"Крым всегда был русским!" Это теперь каждый ребёнок знает.
