А вот интересно, все вот эти ряженные есаулы с нагайками и в папахах, которые сегодня с георгиевскими ленточками заполонят Москву во славу Сталина - они знают что-нибудь про Лиенц? Про Юденбург?
Как выдавали казаков? Про Казачий стан и Пятнадцатый казачий кавалерийский корпус?
Про то, что только с Кубани с немцами ушло примерно триста тысяч человек? Про то, что через казачьи части, воевавшие на стороне Германии, прошло от восьмидесяти до ста пятидесяти тысяч? Про то, как англичане в Лиенце и Юденбурге выдали СМЕРШу и НКВД около шестидесяти тысяч казаков?
Вместе с эмигрантами первой волны, а также казацкими семьями - женщинами и детьми?
Как казаки и юнкера, поняв, что их обманули, встали в круг во время выдачи, пытаясь защитить свои семьи, а англичане штыками и дубинками загоняли их в грузовики, убив при этом чертову тысячу народу?
Как казаки бежали в леса и их там отлавливали - не меньше тысячи казаков убито в этих облавах?
Как резали вены и прыгали с моста на камни во время передачи, чтобы не попасть в ГУЛАГ?
Как женщины привязывали к себе младенцев и бросались в реку? Как НКВД расстреливало передаваемых казаков на месте? Шестнадцатого июня во время очередной выдачи на месте было расстреляно 59 человек, например. Вот эти вот с георгиевскими ленточками и в казачьих папахах, которые за Родину, Сталина и батющку-царя - они, интересно, вообще хоть что-нибудь слышали об этом? Все это как раз происходило в эти дни - в мае-июне сорок пятого. А то у меня это каждый раз вызывает некий диссонанс. Если хоть чуть-чуть знать историю - то казаки с портретами Сталина и под плакатами "деды воевали" смотрятся ну о-о-очень странно.
На фото - выдача НКВД казачьего генерала А. Шкуро (повешен в Лефортово вместе с Красновым),
выдача англичанами казаков,
кладбище в Лиенце (от трехсот до шестисот захороненных),
мемориальный знак.
С Днем Победы...
2. Двенадцатого августа тысяча девятьсот девяносто шестого года нас, сводный батальон 429-го мотострелкового полка, построили на плацу и, после прохождения торжественным маршем, отправили на взлетную полосу военного аэродрома "Моздок-7", чтобы посадить на вертушки и перебросить в Грозный, где началась мясорубка и блок-посты вторую неделю вырезались в окружении. Мы - девяносто шесть человек - хилым строем прошли мимо трибуны. Печатного шага не получалось. Было жарко и пыльно. Командир полка на трибуне. Два музыканта рядом. Барабан и труба. Играют "Прощание славянки".
Все это было так буднично, так неторжественно, так обыденно работал этот механизм по отправке людей на бойню...
На взлетке из прибывших из Грозного вертушек выгружали черные пластиковые мешки. Иногда один-два. Иногда пять. Иногда десять. И так не хотелось в эти вертолеты, чтобы через пару дней вернуться вот так же вот, завернутым вот в эти вот пакеты... В девятнадцать лет умирать плохо. Так это муторно. Так нудно. Так тошно. Нельзя так с людьми. Нельзя так с ними на рассвете жизни. В "Тонкой красной линии" есть одна замечательная фраза: "Мне всего девятнадцать лет, а мне уже так плохо". И это одно из лучших описаний войны.
Мне тогда повезло, я в тот раз в Грозный не попал. А обратно из нашего батальона вернулись сорок два человека. Вертушку расстреляли при посадке.
Солдат пехоты, махор, в российской армии девяностых в Моздоке - это вообще самое бесправное, бессловесное, рабское существо. Это было хуже зэка. Ты вообще никто. Твоя жизнь вообще ничего не стоит. Тебя даже в штатное расписание не удосужились записать. Ты даже не копейка, не полушка, даже не одна сотая копейки. Ты просто мусор, затерявшаяся в кармане табачная шелуха. Махра. Махорка. Именно поэтому пехоту всегда так и называли. Нами, мной, даже не расплатились за эту войну, так, просто достали из кармана вместе с мелочью, сдули - и все. Была шелуха, и нету. Даже имен не осталось. Только таблички на кладбище в Богородском. "Здесь лежит неизвестный солдат".
С тех пор эти две песни я не могу слушать.
Не могу слышать их физически.
От "Прощания Славянки" мне хочется только блевать. Никакой другой реакции у организма на эту песню уже не осталось. Лето, жара, выложенные рядком мешки с разорванными мальчишескими телами, полуголый солдат с ведром и тряпкой, смывающий с пола вертолета кровь, уходящий на взлетку наш сводный батальон и два вытягивающих душу музыканта на пустом плацу - барабан и труба...
А от "А значит нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим" - я впадаю в ярость. Да пошли вы нахер, бухгалтеры херовы. За ценой они, блядь, не постоят. Опять готовы расплачиваться мной и моими детьми за свои ленточки, "Арматы" и парады. Опять готовы класть людей, как шелуху.
Нет, я понимаю, какой смысл Булат Шалвович вкладывал в эти слова тогда, при цензуре, когда надо было читать между строк, но слушать это теперь, сейчас - невозможно.
И я уж совершенно не представляю, как под эти песни можно весело отплясывать с гармошками и в маскарадных гимнастерках.
Не понимаю, как можно превратить этим миллионы смертей в такой вот полоумный шабаш.
С Днем Победы.
