Посмотрела отрывки фильма Оливера Стоуна о Путине. Потом нашла его фильм о Кастро 2003 года. Длинные интервью в обоих случаях. В кадре в основном герои фильмов. Даже некоторые вопросы повторяются. Например, про геев. Правда, Фиделю Стоун задал вопрос прямо, не помещая его с геем "в душе на подводной лодке", и Кастро отвечает просто, что, действительно, предубеждения были, теперь их нет.
Помимо Стоуна что-то еще объединяет этих двух героев. Никак не могла понять, что именно. Еще раз пересмотрела. Это общее, скорее, настроенческое, оно в деталях, в том, как герои говорят и как держатся, а не в том, что именно они говорят в ответ на вопросы.
Они оба, Кастро и Путин, скучны и самоуверенны, их приемы и повадки понятны и привычны, они оба – не секси
Стоун снимал Кастро в 2003 году, когда команданте было 77 лет, из которых 47 он был у власти. Путина снимался сейчас, в последние полтора-два года, ему под 65, он у власти 17 лет. И у одного, и у другого в руках абсолютная власть. И это для них уже привычно, власть им принадлежит, она не требует от них что-либо доказывать, не требует бороться за ее продление. Они оба живут в полной уверенности, что это навсегда, пока смерть не разлучит их. И как в семейной жизни, где как правило на двадцатом году совместной жизни The Thrill Is Gone, как пел Би Би Кинг – драйв уходит, острота ощущений притупляется, волнение и трепет утихают. Они оба, Кастро и Путин, скучны и самоуверенны, их приемы и повадки понятны и привычны, они оба – не секси. Стоун создает максимально комфортное пространство съемок. Когда Кастро говорит, что вьетнамцы никого не пытали, режиссер не вступает с ним в спор, когда Путин говорит, что он – не женщина, поэтому у него не бывает плохих дней, Стоун не удивляется. И его герои в обществе интервьюера расслабленно-рекламны, как с собственным верным электоратом.
Одного уж нет. Кастро дожил до момента разлуки с властью и жизнью. Путин будет с фильмом на мировом экране 12–15 июня (на российском – через неделю), а 15 июня он выйдет на прямую линии с электоратом – точно таким же, каким он показался в фильме Стоуна и каким он бывает из года в год на этих в сущности бессмысленных и чисто имиджевых телевстречах со страной. Путин оживает, и в нем появляется эмоция в некомфортной обстановке, когда ему задают раздражающий его вопрос, когда продолжают его задавать, когда повторяют его в третий и в пятый раз, не давая уйти от темы. В отличие от нашего первого интервью с ним 17 лет назад, когда в ответ на такие вопросы он становился удивленно-раздраженным, теперь он раздражен свысока, с нотой хамства, с выражением и в выражениях отмахивающегося от назойливой мухи, с агрессией и словесной атакой на раздражитель.
И вот тогда эта простота в плохом смысле слова, все это нелощеное, нутряное, скрытое под собственным портретом, в который он давно уже превратился, вырывается наружу. В этом отношении короткие 11 минут интервью Мегин Келли гораздо интереснее часов комплиментарного фильма. Она вытащила из Путина эмоцию, разрушила защитную оболочку, заставила показать того, уже забытого, замыленного 17 годами парадно-протокольных съемок политика, который волей случая и некоторых людей попал когда-то во власть. Он тот же, только с отпечатком изолированного от реальной жизни властителя, который привык жить в режиме наибольшего благоприятствования и в уверенности, что только его слово имеет значение, вне зависимости от того, правда это или ложь.
Кастро и Путина в этих двух фильмах объединяет еще одно – выпадение из времени. Они старые и они из прошлого. В какой-то мере как и сам Стоун. Не важно, сколько каждому из них лет, не важно, в какой они физической форме, не важно, насколько они хитры. Возраст – не мерило расхождения со временем. Менталитет – да, стереотипы мышления, чувство реальности, способность здраво оценивать время и себя в нем.
Новый парень пришел, он есть, и другие подтянутся. Это их время. Не хорошо и не плохо, просто это так
Этот контраст прошлого и нового был очень заметен в Париже – на встрече Путина с Макроном. Появление политиков нового поколения, таких как Макрон или канадский Трюдо, с их манерой общения, молодой легкостью, небоязнью выглядеть смешными, неожиданными ходами и поступками – особенно подчеркивает архаизм застывшего во власти. Вместе с ним застывает страна, которая нужна только для того, чтобы раз в шесть лет подтвердить легитимность патрона, не заинтересованного в сущности ни в реформах, ни в развитии, ни в рисках, а скорее в ограничениях (не себя, разумеется), обеспечивающих ему ровную и гладкую дорогу к вечности.
Навальный, который на год старше французского президента – такой же неприятный контраст, но уже внутри страны. И не важно, какие у него электоральные шансы. И даже не очень важно пока, какой он сам и вот это: нравится – не нравится. Сам факт появления молодого оппозиционного кандидата в президенты, харизматичного, отчаянного, преследуемого, подвергающегося нападениям, идущего против системы, говорящего и показывающего против власти – ненужный фон для стареющего патриарха, что бы ни думали конспирологи. Этот молодой еще не научился гладко отвечать на вопросы, но он говорит на языке этого века и использует инструменты этого века. Самим своим присутствием в политическом пространстве он бросает вызов истеблишменту: "Пора на выход!" Он привлекает внимание, у него есть сторонники и противники, к нему не равнодушны, он известен, и он серьезная угроза вот этому "я пришел навсегда" – версии, которую придумали для себя Путин и те, кому Путин обеспечивает красивую жизнь. Старый уютный мирок для избранных говорит Навальному "ты" и придумывает против него разное, но он уже говорит с ним, отвечает, грозит и плюется в его сторону. Это признание.
Новый парень пришел, он есть, и другие подтянутся. Это их время. Не хорошо и не плохо, просто это так.
Путину не светят 47 лет у власти, как Кастро. Он поздно начал. Во всех отношениях. И по возрасту, но главное – по времени. Он начал карьеру бессменного лидера на стыке веков. Новый век это качество отвергает, как отвергает многое, казавшееся незыблемым еще двадцать лет назад. Стоун зафиксировал уходящее время. И в фильме про Кастро, и в фильме про Путина. Думаю, автор фильма видит это совсем иначе и пытается в обоих фильмах разобраться со своими претензиями к собственной стране и ее президентам. Разобраться в реалиях тех стран, за чьими лидерами он ходит с камерой, он не пытается или ему это не интересно. Продюсеру фильма "Народ против Ларри Флинта" не интересно, как жить в авторитарной стране без первой поправки. Режиссеру фильма "Никсон" не интересно, как жить в стране, где тому самому президенту, которого он снимает, не светит импичмент, что бы он ни сделал. Его вполне устраивает портрет на первом плане, за которым не видно страны.
