— Знаешь, милый, — промолвила Ксения, потягиваясь в постели, — я поняла, почему столовых приборов делают всегда шесть, а не семь и не пять.
— Почему? — зевнул Александр Колыванов: после секса ему нестерпимо хотелось спать. Но он через силу перевернулся на подушке, воззрившись на Блаженную во все глаза. Он глядел, думая не столько о ней, сколько о том, какие чудесные перспективы теперь для него открываются: ведь его девушкой стала самая известная русская святая! Это и всемирная слава, и бесплатные билеты в рай, и фотки в инстаграме. Никакой любви к ней он особо не испытывал, но, вот, нынешний статус воодушевлял и вдохновлял его сверх меры.
— Потому, что: муж, жена, двое деточек, мальчик и девочка, и родители, папа и мама, либо его, либо ее.
«Боже, какая она дура», — подумал с тоской Александр Колыванов.
— А ты хотел бы девочку?
— Да, конечно, — вскликнулся, засыпая, Колыванов.
— А какое бы ты дал ей имя?
Он буквально на секунду задумался: — Ну, мне нравится имя Алиса, — промолвил он первое попавшееся.
— Правда? И мне тоже нравится! — разулыбалась Ксения Блаженная. — Милый, как же я тебя люблю!
Она смотрела на него с обожанием, с этим характерным взглядом с паволокой, совсем стараясь не думать, что там, дома, ждет ее Иисус Христос с сыном.
Телефон ее разрывали СМС и сообщения мессенджера.
«Передавай приветы Александру Колыванову», — острил уязвленный в самую душу страшной ревностью Иисус.
Ксения Блаженная отделывалась веселыми смайликами.
«Тварь! Чтоб ты сдохла! Что бы ты сгнила, крыса, на его хую. Все зубы растворожу, мразь!» — заскрежетал Иисус Христос, меряя комнату шагами. «Вот, так! И вот так – тебе, гадина!» На полу сидел и пукал сынок Федечка, пуская слюни на оловянных солдатиков кругом себя. От памперсов его нестерпимо несло, кажется, он опять обкакался. Иисус в бешенстве схватил младенца за шкирятник и поволок его в ванную. Федечка зашелся в плаче.
— Заткнись, сволочь! — заорал Иисус. В одну секунду он дико испугался одной мгновенной своей мысли: ему захотелось размахнуться ребенком и раскроить ему голову об угол ванной. Он живо представил себе бесчувственное тело в пальцах и ошметки мозгов по всей стенке. Кровь, мозги, ломанная кость, наручники, камера, электрический стул. «Боже! До чего она меня довела! Отец Небесный, для чего ты меня оставил, сподвигнув на внука!»
Будто спохватившись, он крепко прижал малыша к себе, покрывая зареванное лицо Федечки поцелуями. «Что ты, что ты, не бойся, родной! Никому тебя не отдам, солнышко! Никому! А ей отомщу! Попомни мое слово, отомщу…»
Он вперился стеклянным взором в стену ванной, будто стараясь ее прожечь лучами беспощадной ненависти и лютой злобы.
Колыванов вдруг повалился в постели, держась за сердце.
— Что случилось, милый?! — бросилась к нему Ксения Блаженная.
— Не знаю, защемило, выдохнуть не могу, — шептал он.
— Что?! Где?!
— Вот здесь, в груди, — Александр Колыванов налился кровью, закатил за веки глаза и задергался на простынях.
— Солнышко, держись!
— Я умираю, твой муж – Иисус Христос заколдовал меня, — Александр Колыванов сполз с кровати, упал на ковер, замер, и вдруг оттуда расхохотался.
— Идиот, — она глупо улыбалась, сама держась за сердце.
Он ржал, лежа с той стороны кровати.
— Смешно…
— Да, нихрена не смешно, — Ксения готова была сама расхохотаться. «Блин, какой же он классный… И как мне хорошо с ним…»
Он подполз снизу, вынырнув внезапно откуда-то из-под простыней, раскрывая губами ее лепестки, она выгнулась назад, сломавшись всем телом, будто вдоль брусьев на уроке физкультуры в школе, в пятом классе, когда испытала свой первый оргазм от учительского прикосновения. «Ты сумасшедший…», выгнулась, и взялась ладонью за его твердое, как поручень в троллейбусе, естество…
Конец шестой серии.
Игорь Поночевный
