17 февраля 2000 года Анатолий Собчак прибыл в Калининград как доверенное лицо кандидата в президенты России Владимира Путина, а через два дня скоропостижно скончался в гостинице в Светлогорске.
В обстоятельствах смерти Собчака много неясного; сообщалось, например, что в гостиничном номере находились еще два человека. Говорили, что в поездке Собчака сопровождал Шабтай Калманович – известный бизнесмен, связанный со спецслужбами и криминальными кругами (в июне 2009 года Калманович был убит в Москве). После разоблачительных публикаций в местной прессе прокуратура Калининградской области 6 мая 2000 года возбудила уголовное дело по статье "Умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами" – предполагалось, что Собчак был отравлен. 4 августа дело было закрыто. Официальная версия – бывший мэр Петербурга и друг Владимира Путина умер от болезни сердца.- Аркадий Иосифович, вы познакомились, когда Собчак приехал во Францию, или встречались прежде?
- Мы познакомились в 1989 году на приеме в Спасо-Хаусе, который устраивал тогдашний посол Соединенных Штатов Мэтлок. А потом чисто случайная встреча была на отдыхе в Турции, и мы довольно тесно общались. Потом был очень большой перерыв и, наконец, Франция.
- Как он сам свою парижскую ситуацию определял? Вряд ли он считал себя политэмигрантом или беженцем.
- Мы встречались в Париже очень часто. Он много раз бывал у меня. Когда он прибыл в Париж, Людмила Нарусова устроила пресс-конференцию, и пришли журналисты, которые разыскивали Анатолия Александровича по всем больницам и нигде не нашли следов его пребывания. Я оставляю без комментариев этот эпизод, просто его констатирую. Я знал и до этого Людмилу Борисовну, она меня увидела, и в тот же вечер Анатолий Александрович позвонил мне, и с тех пор мы стали встречаться регулярно.
Он чувствовал себя плохо в Париже. Плохо не в смысле удобства или комфорта: он был не на своем месте, он чувствовал, что прозябает, зря тратит время. Хотя я не уверен, что это было именно так. Он здесь, в Париже, написал книжку, которая, по-моему, получила недостаточную оценку у нас в стране. Она называется "Из Ленинграда в Петербург. Путешествие во времени и пространстве". Книжка интересная. Он прослеживает там судьбу Ленинграда как города, не очень желанного для московских властей и в 20-е, и в 30-е, и в 40-е, и в 50-е: место, которое всегда воспринималось в Москве как оппозиция, как противостояние центральной власти. И вокруг этого мы очень много говорили с ним, он был обеспокоен этой ситуацией, ему казалось, что Петербург (который возвратил свое имя именно благодаря Собчаку) находится в дискриминированном положении. Но мы теперь знаем, что все повернулось наоборот. Таким образом, то, что его тревожило, теперь получило разрешение при его самом непосредственном участии.
- Он говорил с вами о той ситуации, которая вокруг него сложилась? Кого он винил в том, что с ним произошло?
Он говорил, что идет борьба за власть и что все затеяно не только теми, кто рвался к власти в Петербурге, но что это затеяли недруги Ельцина, потому что он считал себя человеком ельцинской команды
- Он старался прямых обвинений не высказывать. Он говорил, что идет борьба за власть и что все затеяно не только теми, кто рвался к власти в Петербурге, но что это затеяли недруги Ельцина, потому что он считал себя человеком ельцинской команды. Но главным образом его интересовало пресловутое "ленинградское дело", он был весь погружен в это недавнее прошлое. Что касается настоящего момента, то он воспрянул духом, когда Путин стал премьер-министром. Я должен сказать, что несколько раз слышал от Анатолия Александровича очень добрые слова о Путине; из песни слова не выкинешь - так он говорил, так воспроизвожу и я. Он считал его человеком прогрессивным, верным. И был, наверное, абсолютно прав по-своему, потому что только благодаря Путину ему удалось спастись от преследователей, в этом нет никакого сомнения.
Он готовился, возвращаясь в Россию, к реанимации своей оборванной политической и общественной деятельности. Я очень хорошо помню, как он пришел прощаться ко мне. Это было летом 99 года, такой прощальный, очень короткий визит, он занял минут 15, мы посидели на диване и поговорили. Тогда было много слухов, что он вернется в Париж в качестве посла. И поскольку эти слухи были слишком упорными, то я, не скрою, задал ему провоцирующий вопрос, когда прощались. "Ну, вас ведь ждать недолго, вы ведь скоро появитесь здесь?". Он лукаво улыбнулся и спросил: "А почему вы так думаете?". "Ну, вы же знаете, наверное, что все вас ожидают в качестве посла". И я помню реплику, которой он отреагировал на эти мои слова: "Ну нет, подымай выше". И была ли это шутка, или за этой шуткой что-то скрывалось, я не знаю.
- Он ведь участвовал в выборах в Госдуму и проиграл их, а потом решил баллотироваться на пост губернатора Петербурга.
- Спасибо, Дмитрий, что вы об этом напомнили. Да, мы об этом говорили. Он говорил, что собирается баллотироваться в Думу и таким образом вернуться к общественной деятельности. Я, помню, сказал ему: а правильно ли пробовать возвращение на пути к выборной должности, то есть зависеть от воли избирателей, которая после того, что с ним стало до этого, могла быть весьма различной? И мы знаем, что это был довольно рискованный шаг, что, вероятнее всего, он мог бы гораздо успешнее вернуться в политическую жизнь с помощью административного решения - назначения, а не выбора. Но он был очень уверен в своей победе на этом пути. Мне кажется, теперь мы можем твердо сказать, что это была его роковая ошибка. Об этом мы говорили, и он отмахнулся от всех призывов моих не идти по этому пути.
- А он советовался с вами, когда обдумывал решение о возвращении в Россию?
- Нет, не могу этого утверждать ни в коем случае. Он только информировал меня о своих решениях. Мы часто встречались с ним в любимом его ресторане возле моста Альма, в маленьких дешевых китайских ресторанах, еще чаще он бывал у меня - и один, и вместе с Людмилой Борисовной. Когда мы были вдвоем, то мы чаще, повторяю, говорили о прошлом. Он говорил, насколько его интересует судьба Ленинграда, судьба "ленинградского дела", а на текущие политические темы или не хотел со мной говорить, или боялся высказываться. Об актуальных политических проблемах сегодняшнего дня говорили мы гораздо меньше, чем о советской истории.
- А после его возвращения в Россию вы общались?
- Нет, к сожалению. Но ведь очень мало осталось времени. Если бы он был в Париже, я ни на минуту не сомневаюсь, что он бы позвонил.
- Аркадий Иосифович, в своей книге "Лаборатория ядов" вы высказываете предположение, что Анатолий Собчак был отравлен. Почему у вас это предположение возникло?
- Я там довольно точно обосновал, мне кажется. Прямых улик нет, но у нас принято считать доказательствами в общественном мнении почему-то только прямые улики, что категорически противоречит теории судебных доказательств и вообще теории криминалистики. Совокупность косвенных улик так же доказательна, если смыкается одно звено с другим, как и прямые улики. В противном случае преступников нельзя было бы судить, 90% преступников, как говорил Кони, ушли бы тогда от ответа, если бы косвенные доказательства не имели такой же доказательной силы.
Я только остерегаюсь (не из страха какого-то, а просто ради точности и верности криминалистике) высказывать предположение, кто конкретно мог быть заказчиком и исполнителем. Но то, что это не случайная смерть, не смерть от сердечной недостаточности, я в этом ни на минуту не сомневаюсь. Я вообще не уверен, что у него была тяжкая сердечная болезнь, как это представлялось. Эта тяжкая сердечная болезнь была, в общем-то, выдумана для того, чтобы его спасти от преследований, которым он подвергался в Петербурге, это был повод для того, чтобы его эвакуировать, избавить от преследователей. Я не видел никаких признаков того, что он лечился от сердечной болезни в Париже. Мы очень часто виделись, перерывов никаких не было, и я не видел процесса лечения.
- Вы могли бы перечислить эти косвенные улики?
- Мне очень трудно воспроизвести их - это целая цепочка доказательств. Достаточно сказать, что был категорический отказ от повторной экспертизы. И невероятная таинственность вокруг его смерти и причин его смерти тоже о многом говорит. Почему такая тайна должна окружать эту смерть? Раз есть хоть малейшие сомнения, должны быть проведены все мыслимые и немыслимые исследования для того, чтобы опровергнуть любые подозрения. Вот эта поспешность завершения исследования наводит меня на мысль о том, что там что-то не совсем нормально. И моментально это прекратилось, вообще разговоров на эту тему больше нет. Это не в упрек кому-то, это просто размышления о том, кому он мог помешать.
Я думаю, он должен был помешать тем, кто не хотел его благотворного политического влияния на новое руководство страны, а это влияние несомненно имело бы место, потому что он пользовался очень большим авторитетом у Путина; и люди, которые, наверное, не хотели этого влияния, каким-то образом хотели это сделать. Повторяю, это моя версия, мои предположения. Причем, они основаны и на том, как эволюционировали разработки в той "лаборатории ядов", о которых я говорил. Еще с 1935 года "лаборатория ядов" разрабатывала такую систему отравления, которая не была бы ядом в буквальном смысле этого слова, то есть отравления через воздушную среду. И это совпадает с тем, о чем пресловутый Майрановский, руководитель той старой "лаборатории ядов", докладывал в свое время Берии.
- То есть, возможный способ убийства: яд мог быть нанесен на электрическую лампу – технология такова?
- Да, такая система отравления разрабатывалась в "лаборатории ядов". Это последнее новшество, изобретение при жизни Майрановского, главного чудовища этой "лаборатории ядов", на совести которого (если здесь можно говорить о совести) всевозможные политические убийства. И он разрабатывал эту систему: опубликовано его письмо Берии, где он говорил о том, что перспективность дальнейших разработок состоит в том, чтобы уйти от ядов, которые принимаются в виде пилюль, или порошков, или впрыскиваний, или инъекций, перейти к этой системе отравления, потому что она более эффективна, оставляет значительно меньше следов, а, может быть, вообще никаких следов не оставляет.
Известно, как почувствовал себя плохо Анатолий Александрович, известно, что он лежал и читал, горела прикроватная настольная лампочка. Все это меня в совокупности навело на такого рода версии. Меня только поражает, что версии, если они существуют, не проверяются, что предпочтительнее поставить точку на официальной версии и больше к ней никогда не возвращаться. Эту цель я преследовал, когда об этом рассказывал.
- Было еще одно загадочное убийство в Петербурге чуть позже - отравление Романа Цепова.
- Я думаю, здесь есть связь. Цепочка криминала в Петербурге, где вдруг оказывается, что фигурант одного дела каким-то образом имеет отношение к другому делу, опять-таки наводит на такую мысль. Любой криминалист вам скажет, это элементарно: если одни и те же фигуранты участвуют и тут, и там, и там, то надо проверить, нет ли какой-то связи и между ними, и между деяниями, которые совершены. Но этой проверки проведено не было, именно поэтому вопросы остаются. Если все чисто, если все нормально, то почему же все это не проверить и не опровергнуть эти подозрения?
- С тех пор, как вы опубликовали книгу, прошло уже три года. Вы продолжаете заниматься этой темой?
- Мне кажется, я там все высказал, что мог, новых данных у меня нет. Может быть, я ошибаюсь, я был бы рад ошибиться - но мне кажется, что практическая деятельность "лаборатории ядов" не остановлена, а приостановлена. Потому что новых подобных ситуаций мы не знаем; во всяком случае, они не выплыли наружу. Может быть, был сигнал о том, что надо остановиться.
- Фиаско с делом Литвиненко, возможно, приостановило деятельность "лаборатории ядов"?
- Это уже новая стадия; радиоактивные отравления до сих пор, насколько я знаю, не присутствовали - это был новый прецедент. Не знаю, будет ли дальше это разрабатываться; наверное, техническая и научная мысль не останавливается и это все совершенствуется. Только когда и где проявится - это мы увидим в будущем.
