Мы изменили содержание образования частично, мы хотели насытить систему образования определенными нашими ценностями. Мы сделали это, возможно, но этого уже недостаточно. Недостаточно для 21 века. И сегодня - наши дети, которые будут работать через 10-20 лет. А вы подумайте, даже если взять технические средства, которыми мы с вами пользуемся ежедневно, и без которых мы сейчас жить не можем. Для нас нормально, когда у нас в руках есть телефон, с которого мы можем тут же сделать фото, тут же с кем-то поговорить, быть всегда на связи, в интернете сразу получить информацию.
Скажите, пожалуйста, 10 лет назад вы думали о такой возможности? Что будет через 10 лет, 20? К какому миру мы готовим этих людей, чтобы они были успешными? Мы должны поставить перед собой цель: каким должно стать образование для этих современных детей, чтобы они могли самореализоваться и строить Украину? Потому что, знаете, когда мне рассказывают, какой должна быть сеть школ, как мы должны что-то хранить, как мы не должны отойти от определенных моделей, принятых в образовании.
Я очень трепетно отношусь к сохранению традиций. Более того, хочу сказать, что каждая система образования имеет очень сильное национальное идентичное лицо. Несмотря на глобализацию, на те вызовы, которые стоят перед человечеством, системы образования своими корнями обязательно входят в историю страны, государства, они отражают ментальные ценностные особенности народа. Но при этом всем мы должны помнить, что система образования должна обслуживать интересы личности, государства и общества.
Они являются главными заказчиками. А эти интересы меняются, они развиваются, потому что мы все идем вперед. И в принципе Закон об образовании собственно готовился как ответ на новые вызовы, по сравнению с тем законом, который был принят еще в 1991 году. И эти новые вызовы - это 21 век с его технологиями, это огромные вызовы и необходимость принимать множество решений, которые должны принимать молодые люди, чтобы быть успешными. Ранее эти решения не нужно было так часто принимать.
За тебя твой выбор кто-то делал, и выборов их не было так много. Это вызовы демократического общества, это вызовы того, что мы хотим иметь честных судей, мы хотим иметь настоящих специалистов в государственном управлении. И мы можем дальше этот перечень продолжать. Это вызов войне на востоке и российской агрессии. То есть мы должны ответить этим законом на такие вызовы.
У нас в образовании все специалисты. Потому что многие люди, если они учились в школе, тем более - в университете, они могут компетентно говорить, какие изменения нужны в образовании. Я, например, уважаю это право. И именно поэтому я считаю, что эта реформа образования должна быть реформой, которая исходит из всего общества, не только от педагогов, из среды только экспертов.
Более того, эта реформа, в отличие от других реформ, является реформой на десятилетия. Пока мы увидим результат, например, школы, новой украинской школы, пройдет 12 лет. Поэтому важна преемственность этой реформы. Чтобы не пришел новый чиновник и ее не свернул. И это возможно только тогда, когда общество будет осуществлять прессинг, чтобы реформа продолжалась. Мы касаемся этой реформой интересов огромного количества людей в Украине. Даже среди учителей, всегда рассказывают, что учителя - консервативная среда.
Я, например, не разделяю это мнение. Просто учителя хотят, чтобы им больше доверяли и чтобы их больше уважали. И это является частью реформы - повышение социального статуса учителя. Так вот, в среде педагогов 90 процентов считают, что образование надо реформировать. Я уже не говорю, что думают родители и в целом большинство работодателей в этой стране.
Сначала надо иметь цель, к которой мы идем. Этой целью является модель выпускника. Мы для себя ее коротко описали так, что это выпускник новой украинской школы, это личность, которая может себя реализовать, может найти для себя природосоответствующем место, все грани таланта ее можно обнаружить.
Далее. Она способна к критическому мышлению, это должно быть патриот и новатор. И когда мы посмотрели на ожидания от реформы, в частности, от работодателей, все они говорили о том, что сегодняшняя система образования не предоставляет как раз необходимых черт и мягких навыков и компетенций, которые нужны именно для этого скоротечного 21 века.
Это умение учиться на протяжении жизни, умение работать в команде, это развитие эмоционального интеллекта, это гражданская компетентность, социальная компетентность, это предприимчивость и финансовая грамотность. Так что есть целый ряд компетенций, которые сегодняшняя школа не развивает, а человек может быть собственно успешным за этих 10 лет именно благодаря им.
А не только совершенному знанию математики, языков. Тоже, над чем мы сейчас много работаем. Мы сейчас работаем над усовершенствованием естественнонаучного образования. Вы знаете, есть целая программа поддержки, в частности, оборудование для изучения естественных дисциплин. Мы сейчас обновляем содержание, но надо понимать, что есть целый ряд содержания, которое мы не покрываем в школе.
Хотела бы сказать, что закон, кроме концептуальной цели, которая затем будет отражена в новых стандартах образования, определяет, во-первых, различные виды образования и признает частичные квалификации, а также те частичные квалификации, полученные в системе и формального, и неформального образования. Это совершенно новое. Вы, например, знаете, что человек может пойти на курсы повышения квалификации.
Может получить определенные модули по повышению квалификации. Он на самом деле может получить новые профессиональные умения, но они в один способ никак не засчитываются. Так же ребенок может учиться какую-то часть времени за рубежом.
Но мы не можем причислить ему часть учебных курсов. Сейчас все это станет возможным. Потому что современная система образования должна предусматривать гибкость, признание поощрения человека в течение жизни учиться.
Многие новеллы этого закона касаются собственно преодоления коррупции. Даже не коррупции, а злоупотреблений в образовании. Потому что коррупция - это связано со служебным нарушением государственных чиновников. Но недоброчеснисть в образовании, взятки, вымогательство средств с родителей. Какие здесь есть новеллы?
Например, все мы знаем о теневом бюджете образования. Только никто не знает, сколько составляет этот теневой бюджет. Потому что никто не может сегодня вывести на свет и учесть, сколько денег приносят родители в различные фонды. Насколько эти деньги эффективно затем используются? Какой это сектор бюджета к бюджетному финансированию?
И закон предусматривает, что все бюджетные учреждения, и за это отвечают местные органы самоуправления также имеют обнародовать свои бюджеты и все статьи, которые у них есть. Начиная с зарплат учителей, то, что они получают из бюджета, завершая, например, теми средствами, которые даются на моющие средства и на ремонт. А так же, те средства, если родителисобираются, если они на это соглашаются, принести как благотворительные взносы.
И тогда, если родители имеют доступ на сайте ко всему спектру тех поступлений, которые поступают в учебное заведение, и до того, как они расходуются, тогда это, во-первых, прозрачно, во-вторых, на глазах, и главное, вы тогда влияние на то, как - эффективно используются эти средства или нет? Потому что сегодня это общие взаимные обвинения.
Мы же прекрасно понимаем, что родители - это в первую очередь партнеры для школы для того, чтобы улучшать образовательную среду, потому что они больше заинтересованы улучшать условия обучения их детей. Впервые для руководителей учебных заведений только две каденции в одном заведении. И ротаций - избрание директоров - на конкурсной основе. Ликвидируется аттестация школ в таком виде, в котором она сегодня есть, и она также является определенным полем для злоупотреблений.
Происходит и совершенствуется независимая система оценки качества школьного образования. Со времен принятия Закона о высшем образовании в 2014 году - на тот момент это был закон чрезвычайно прогрессивный - потому что мы от жесткого управления высшим образованием перешли к автономии и академической свободы. Но практика реализации показывает нам, что этот закон уже сегодня устарел.
И сейчас у нас на очереди будут изменения в Закон о высшем образовании. И остался не заполнен пробел - это обеспечение независимого оценивания качества высшего образования. И если вы хотите, мы можем на этом больше остановиться. На законодательном уровне вводятся понятия академической недоброчестности и виды ее нарушений.
А есть целый ряд видов академической недоброчестности. Потому что недоброчестностью считается и, например, плагиат. Кстати, академический плагиат - у нас уже введено понятие в Законе о высшем образовании, но недоброчестсностью есть также взяточничество, списывание. В законе уже даже есть новелла о списывании. Эту культуру надо начинать прямо из школы.
То, что было нормой в этой постсоветской школе и, к счастью, мы преодолеваем введением внешнего независимого оценивания, все равно остается пока прерогативой решения каждого учебного заведения по поводу того, какую оно культуру академической добродетели строит или в своем университете,или в школе.
Мы сегодня имеем университеты, которые имеют полную нетерпимость к списыванию и взяточничеству, и есть такие университеты, где все стыдливо на это закрывают глаза. И это также вопрос нашей ответственности. Потому что лицемерно думать, что кто-то примет хороший закон, и станет все замечательно.
Я уже не говорю, что перед нами еще появится огромная работа по целому ряду создания подзаконной базы, нового закона о среднем образовании и так далее, сотен новых постановлений Кабинета Министров, но пока каждый из нас, кто работает в системе образования, не проникнется имплементацией этого закона и его ценностей, он не сможет работать, соответственно, и на наших детей.
Вы затронули такую больную проблему как недоброчестность университетов и остальных вузов. Потому что, с одной стороны, мы понимаем, что есть такое понятие как автономия университетов. С другой стороны, мы понимаем, что есть феодальные институты. Есть университеты частные, но они руководствуются очень часто собственно глупостью владельца университета.
Я не хочу называть фамилию одного ректора, чтобы лишний раз с ним не судиться, но я думаю, что он известен всей стране, он и любит попеть и так далее. Мне рассказывали одну из таких, наверное, ужасных историй, когда одному из ректоров преподаватель университета целовал руку со словами: «Отец, спасибо тебе!», потому что преподаватель напился, а тот его не освободил. От подобных вещей мне становятся волосы дыбом.
Я понимаю, что это общая проблема, но хотел бы, чтобы Вы прояснили этот момент - как нам быть с автономией университетов и с требованием соблюдать добродетели?
Я скажу, что это трудный вопрос, но мы должны на него дать честный ответ. Мы в Законе о высшем образовании дали университетам большую автономию, понимая, что мы наконец после Революции Достоинства переключаемся на настоящую демократию.
Мы рассчитывали на то, что коллективы университетов будут заинтересованы в том, чтобы идти вперед и развиваться. Так мы считали, это был наш кредит доверия в университеты. Вы знаете, что мы заложили по 2 каденции ректорам до 5 лет. И что мы увидели. То есть как мы в Законе о высшем образовании определили прямые выборы ректора?
Министерство образования сейчас не влияет, мы только допускаем кандидатов, то есть если у них нет особых нарушений, они идут на выборы. И после того университет выбирает своего ректора. И общая такая тенденция, которая прослеживается в стране, - когда коллективы университетов заинтересованы не в том, чтобы идти вперед и впускать новое дыхание. Они хотят организовывать себе теплую ванну.
И очень часто выбирают ректора, которого они очень хорошо знают, с которым у него есть персональные отношения, не будет ничего особенного требовать, создавать дискомфорт из-за того, что вам нужно что-то новое делать.
И это - огромная проблема. Поэтому я должен честно сказать, что после Закона об образовании, когда мы будем разрабатывать новое законодательство и обновлять Закон о высшем образовании, нам надо будет открыть публичную дискуссию о том, каким мы видим управления современным университетом. И как это управление должно избираться? Которые должны быть критерии, к тем людям, которые стоят во главе университетов и являются лидерами университетов?
Я думаю, что только в такой, открытой, полемике мы можем прийти к выводам и все-таки внести соответствующие изменения в Закон о высшем образовании.
И, соответственно, это также касается так называемой добродетели. Речь идет об академическом плагиате. Мы понимаем, что множество диссертаций в Украине защищались за деньги. Это, наверное, началось очень давно. И мы понимаем, что откровенно фейковые диссертации.
То есть которые защищались в советское время, фейковые диссертации защищались во времена независимости Украины, определенный процент диссертаций не имеет ничего актуального, научного и вообще не подпадает ни под какие критерии научной верификации. Как нам быть с этим моментом?
Есть ли вообще шанс провести, простите за такое избитое слово, люстрации диссертаций? Да, я понимаю, что это огромная работа. Я даже не понимаю, с какой стороны следовало бы подходить.
Но есть очевидные абсурдные вещи - ну там диссертация, защищенная в 1965 году, о том, как бандеровцы ели детей. Или еще что-то, Вы понимаете. Советское образование, в том числе гуманитарная, была в значительной степени манипулятивная.
Начнем с того, что мы сейчас не должны допускать академического плагиата в тех диссертационных исследованиях, которые защищаются сейчас. И Законом о высшем образовании мы определили, что впервые со времени принятия закона все диссертационные исследования до момента своей защиты должны быть обнародованы на сайтах соответствующих учреждений, где они защищаются, чтобы была возможность каждому специалисту пересмотреть это диссертационное исследование. Это первое.
Во-вторых, мы сейчас создаем национальный репозитарий академических текстов. Потому что так же закон о высшем образовании определил, что ученые советы обязаны проверять все диссертационные на наличие плагиата. Но им нужно дать инструмент и, главное, базу текстов, с которыми можно сверять, был там плагиат или нет. И этому как раз будет посвящен национальный репозитарий.
По поводу тех диссертаций, которые были в прошлом защищены, это другая процедура, которой будет заниматься Национальное агентство обеспечения качества образования. В этом агентстве предусмотрен Комитет по вопросам этики, и он будет как раз такие ситуации рассматривать и принимать решение о лишении ученой степени или ученого звания.
Итак, процедуры есть, важно, чтобы Национальное агентство наконец заработало. Но это отдельная история, если кого-то интересует, я могу ответить на этот вопрос. Если позволите, мы будем «двигаться вперед» по закону, чтобы закончить и переходить к вопросам.
Итак, я хотела сказать, что в Законе есть также об изменении системы управления образованием. Для нас очень важно снять это дублирование: с разных уровней управления на учебное заведение поступает куча циркуляров. И в результате дублирования этих управленческих функций создается хаос и большое бюрократическое давление, в частности, на школу.
Мы сейчас разделили это. Местные органы самоуправления - что они обязаны сделать? Создать условия для учебного заведения для учебно-воспитательного процесса. Они не должны заниматься контролем педагогического труда. И чем больше децентрализация, чем больше ресурсов идет на места, тем больше должна идти централизация контроля качества.
И этим будет заниматься Государственная служба качества образования. Это будут независимые люди, которые будут получать заработную плату из центра. А это значит, что наши учителя перестанут быть под таким административным давлением.
Что еще очень важно? Я хочу поделиться хорошей новостью, так как на этой неделе, как раз в среду, Кабинет министров наконец принял постановление, которое мы очень долго со всеми согласовывали.
И сняли этот совершенно несвойственный педагогам долг, когда они должны ходить по квартирам, по домам и собирать информацию о детях школьного возраста. Это не является обязанностью учителя. Поэтому важно, что мы унормировали и развели эти полномочия, для того чтобы гармонизировать систему управления.
Я сказала, что нас ждет еще огромная законодательная работа и нормативно-правовая работа. Но сейчас вы знаете, что большим политическим шумом обросла языковая статья этого закона.
Седьмая статья.
Да, седьмая статья. И я сейчас коснусь седьмой статьи отдельно. Но я хочу прокомментировать этот слайд. Седьмая статья могла быть использована для того, чтобы этот закон не был принят. Что для нас промедление с принятием этого закона?
Есть такое понятие, которое называется «цена неделания». Так вот в случае реформы образования цена неделания очень высока. Потому что мы этим детям, которые сейчас и которые уже другие, не даем тех условий обучения, которые им нужны.
Для того чтобы они - каждый, не только маленькая элитная группа, тех, кого поддерживают родители репетиторами, дополнительными частными занятиями, частными учебными заведениями и не только одаренные дети, имеющие именно ту форму развитого интеллекта, на которую направлена сегодняшняя школа, а все дети - нашли свое место в обществе. Если мы сейчас будем тянуть с этим законом, то это может привести, собственно, ко всему тому, что здесь написано, включая падение экономики в качестве человеческого капитала.
Я просто видел печальную, если не сказать страшную, статистику. Она касается отдельных регионов Закарпатской области и отдельных регионов Румынской (Черновицкой. – Ред.) области, где дети не могли справиться - сдать тесты по украинскому языку, набрав 1-2-3 балла.
На самом деле это очень серьезный сигнал, что именно в тех районах есть огромная проблема с обучением и преподаванием на украинском языке. Как вы будете выходить из этой ситуации?
Именно языковая статья и направлена на то, чтобы мы, во-первых, сделали украинское образование на украинском. Во-вторых, выровняли шансы детей. Потому что реформа образования о том, чтобы каждый украинский ребенок, даже если он имеет другое национальное происхождение, имел шансы на качественное образование.
Если в Закарпатской области 35% детей сдают украинский язык и литературу ВНО от 1 до 3 баллов и уже не имеют шанса на высшее образование. А в Береговском районе 75%. А 60% детей, которые сдали математику и историю Украины успешно, но завалили украинский язык и не смогут поступить в высшие учебные заведения, то это означает, что эта система школ с языком национальных меньшинств работает неправильно, не в интересах этих детей.
И мы должны ответить на это в Законе об образовании. И поэтому наша позиция в Законе об образовании была о том, что мы должны увеличить использование украинского языка в школах меньшинств.
У меня вчера была очень сложная встреча в Министерстве иностранных дел с послами разных стран Европейского Союза. Она действительно начиналась на довольно высоких тонах. Но я сделала перед ними основательную презентацию и объяснила наши аргументы, что мы на самом деле не нарушаем наших международных обязательств.
И объяснила также, что если мы посмотрим на спектр, как удовлетворяются образовательные потребности наших украинцев, которые являются национальными меньшинствами в этих странах, то мы сейчас предлагаем абсолютно зеркальную ситуацию, которая является основным подходом в обучении детей национальных меньшинств, у которых родной язык отличается от государственного.
Мы должны поставить ребенка на ноги, чтобы он уже знал, достаточно обладал государственным языком, чтобы он дальше мог учить другие предметы. Разумеется, если этот ребенок приходит в шестилетнем возрасте в первый класс, он сталкивается с языком, на котором он не разговаривал дома и не знает вообще этого языка, он будет сразу неуспешным - и в математике, и в естествознании, и по другим предметам.
Потому что у него этот процесс познания осложняется незнанием языка, поэтому на родном языке в начальной школе мы даем образование в таких школах национальных меньшинств на родном языке и при этом обеспечиваем хорошим изучением украинского языка. До 5 класса мы этот уровень изучения украинского языка должны довести до такого уровня, вернее, сделать его таким, чтобы ребенок мог на этом языке изучать другие предметы.
При этом продолжается изучение его родного языка, никто не препятствует. И в Законе говорится о том, что есть государственный язык - это первый тезис. Следующее - как это дальше раскрывается. Для национальных меньшинств дошкольное и начальное образование в школах национальных меньшинств, а у нас таких школ более 730 в Украине, осуществляется на родном языке и с параллельным изучением украинского языка.
Уважаемая госпожа министр, я хотел бы, чтобы вы просто уточнили и расписали некоторые понятия. В частности, понятие «язык коренного народа» и «язык национального меньшинства», потому что в Украине проживают народы, которые считают себя коренными. Я понимаю, что это вопрос скорее не образовательное, а политическое, но мы понимаем так, что могут быть недовольны представители тех или иных народов.
Я только, позвольте, завершу, потому что с пятого класса, мы сейчас дошли только до пятого класса и затем до конца учебного процесса дети обучаются на государственном языке, при этом могут изучать свой язык как предмет. Для таких школ, у которых родной язык относится к другой языковой группе, то есть вы понимаете, что венгры, румыны - это другая языковая группа.
Например, для российских школ очень легко переключиться на украинский язык, это та же языковая группа. Кроме того, они имеют возможность слышать украинский язык по телевидению, в окружающей среде. И я думаю, там особых проблем у нас не будет, я имею в виду педагогических проблем, политических - это отдельный вопрос.
Педагогические проблемы могут возникать с детьми из других языковых групп, и им нужна дополнительная поддержка и возможности, чтобы изучить государственный язык.
Теперь по поводу коренных народов. В этом Законе об образовании для коренных народов мы предполагаем больше использования их языка в системе образования. И это имеет вполне оправданную природу.
Коренные народы, а такими коренными народами являются крымские татары, которые сегодня потеряли историческую родину и доступ к ней, наши украинцы, украинские граждане крымские татары, потому что Крым аннексирован незаконно Россией. Поэтому для них нет другой страны, которая была бы носителем их языка.
Для них нет другой страны, где будет развиваться образовательная научная терминология на их языке. И это возможно делать только в системе образования. Именно поэтому мы предусмотрели больше употребления на уровне среднего образования и развития терминологии различных предметов наряду с украинским языком.
Я убеждена, что эта языковая статья - это такой важный пункт, это шаг, который нам надо было сделать, честно говоря, немного раньше. Здесь я вижу Тарас Шалайда присутствует, другие коллеги, которые работали с нами над этим. Мы прошли через очень болезненные дискуссии. Потому что на определенном историческом этапе, вы знаете, есть Конституция Украины, есть Европейская хартия языков, которую Украина ратифицировала в очень полном объеме, в котором не ратифицировали другие европейские страны зеркально по отношению к Украине.
И я думаю, что это предмет наших международных переговоров, и мы должны в этих переговорах выстоять, потому что на этом историческом этапе, когда у нас на восточной границе есть российская агрессия, на этом историческом этапе - наконец когда мы строим унитарную страну в очень сложных условиях, но эти сложные условия для нас дают также и новые шансы принятия государственно важных решений.
Госпожа министр, а как нам быть с русским языком? Я бы хотел привести небольшой такой пример из личной жизни. Я общался с волонтерами из Днепропетровщины буквально вчера. И они мне рассказали, Днепропетровщина очень серьезно русифицирована, как в целом восток. Русификация проводилась сознательно, годами, и мы сейчас пожинаем плоды и должны исправлять эту ситуацию.
Но они сказали, что дети были счастливы. Дети в школах, когда узнали, что скоро все будет на украинском языке, они своим русскоязычным родителям сказали, что счастливы. Вы знаете, я в школе не был счастлив, а тут такая мелочь. То есть для них это важно, выросла новая генерация. С другой стороны, мы понимаем, что Россия не оставит гуманитарную отрасль Украины.
Россия хочет влиять, Россия влияет в той или иной степени. И мы понимаем, что инструментальное использование граждан Украины, в том числе и российского происхождения, также будет. И мы понимаем, что язык будет использоваться спекулятивно, точнее вопрос языка. Я не знаю, будут ли они создавать школьные гетто, либо они будут перекрывать дороги, это будет небольшая часть людей.
Но мы понимаем, что ЛНР и ДНР тоже начинались с небольшой части провокаторов. Как быть с этим?
К этому надо быть готовым и смыкать плечом к плечу наши ряды - все, что я могу сказать. Они будут упираться. Но когда шум поднимают из Кремля о Законе об образовании, я понимаю, что мы идем в правильном направлении. И, кстати, дамы и господа, это касается не только вопроса языка. Это касается дискуссионно непопулярной 12-летней системы образования. Потому что очень многие говорят, зачем этот 12-й год нашим детям?
Вопрос ведь не в годе, вопрос в ожидаемых результатах, чего мы хотим достичь с помощью этой системы образования, методов обучения, которые мы хотим имплементировать. Какие ожидаемые будут цели, результаты? А это другие результаты, другая система образования.
И чтобы было понятно, одиннадцатилетка на территории Европы сегодня только там, где есть классическая постсоветская школа - Российская Федерация, Беларусь и Украина. И когда мы выходим из их рамки, выходим по целому ряду параметров, по результатам, по вектору, по тому, какая структура образования, по тому, как мы будем развивать национальную систему профессиональных квалификаций.
По языку, без сомнений, который всегда был для нас не только носителем идентичности, это инструмент развития государственности. Понятно, что это очень важные маркеры, которые сейчас есть в законе, и я счастлива, что Верховная Рада смогла именно в такой редакции их принять.
С Вашего разрешения, я просто немного еще уточню. Мы понимаем, что может быть какая-то спланированная акция системного создания российских анклавов. Речь идет о школьном образовании.
То есть родители будут строить свои требования таким образом, мы понимаем, что Медведчук им поможет, им помогут множество людей, которые, к сожалению, присутствуют в Украине. И они сделают это юридически грамотно. Вы как-то предусмотрели либо застраховались от подобных вещей?
Я благодарю за Ваш вопрос. Прежде всего нам надо сделать нашу государственную систему образования, у нас коммунальные учебные заведения, эти школы, в частности для российского меньшинства, русских школ у нас чуть больше 500 в Украине. Чтобы вы понимали, у нас постоянно уменьшается количество этих школ, но они еще есть. В основном они сосредоточены на востоке Украины.
Речь идет о том, что нам нужно сделать, провести образовательный процесс так, чтобы дети там были подготовлены к обучению на украинском языке, и чтобы эти школы были более привлекательны, чем любые анклавы. Вот о чем речь. Иногда мне говорят: а вы так сделайте, чтобы украинская школа была вообще для всех - для любых меньшинств, прямо с первого класса только на украинском языке. А те, кто хотят учиться на языках национальных меньшинств, то только в частных школах. Что мы можем сделать?
И мы можем, собственно, создать частные анклавы. И нам будут кричать, причем может и справедливо, потому что каждый учитель, который здесь есть, хорошо понимает, что если вы маленького ребенка бросите в иноязычную среду и заставите его получать совершенно новые знания на незнакомом языке, который еще надо изучить, вы усложняете ему путь и он заранее запроектирован на неуспех.
И тогда мы дадим им причины развивать эти анклавы. Если мы сделаем хорошие коммунальные школы, а мне сейчас нравится этот тренд, который мы делаем. Вы знаете, что сейчас за счет финансовой децентрализации огромные средства идут в местные бюджеты на школы. Мы строим, капитальные ремонты делаем, делаем опорные школы, и в частности, на востоке. И все эти опорные школы как раз являются украиноязычными школами.
И что для нас интересно: родители пытаются побыстрее обучить детей украинскому языку, чтобы привести в хорошую школу. Потому это уже становится таким трендом, что школа хорошо оборудованная, куда мы вкладываем деньги, она является украиноязычной. И в связи с этим я являюсь сторонником того, чтобы мы показывали лучшие возможности, и тогда люди туда вели бы своих детей.
