Было время, когда невероятно храброму человеку пришлось сказать правду о России. В кругу президента Соединенных Штатов были люди, которые не хотели, чтобы это произошло.
Но Москва была намерена сорвать работу любого альянса, который ставил своей целью защиту западных ценностей и стабильной Европы. Поэтому он ухватился за тот момент, как он это делал раньше, когда мало кто был готов его слушать. У него было чутье на такие вещи.
Удобная возможность представилась благодаря приглашению произнести речь в небольшом колледже в Фултоне, штат Миссури. Но глава колледжа сначала получил одобрение президента, и президент написал собственной рукой под приглашением: «Это замечательная школа в моем родном штате. Надеюсь, вы примете приглашение. Я вас познакомлю. С наилучшими пожеланиями, Гарри».
И вот, в понедельник, 4 марта 1946 года, Уинстон Черчилль оказался в бронированном вагоне, первоначально построенном для Франклина Д. Рузвельта, в компании президента Гарри Трумэна, и поезд отправился из Вашингтона в Миссури.
Трумэн был президентом меньше года, все еще изо всех сил старался найти под ногами почву в своей новой роли лидера свободного мира. Черчилль еще не оправился от позора после того, как его лишили власти после поражения на выборах семь месяцев назад.
Оба все еще обдумывали последствия речи, произнесенной 9 февраля Иосифом Сталиным. Сталин заявил, что коммунизм и капитализм несовместимы, и новая война неизбежна.
Но Трумэну было трудно оценить, насколько велика эта угроза, и он был склонен повторять мнение последнего человека, с которым он говорил. «Добрый дядюшка» Сталин долгие годы боролся с нацистами вместе с союзниками во время войны. Дуайт Эйзенхауэр, который перед началом высадки в Нормандии напрямую общался со Сталиным, назвал его «благожелательным и отечески добродушным».
Человеком из кабинета Трумэна, который даже после февральской речи не желал признавать в Сталине угрозу, был госсекретарь Джеймс Бирнс. Он назвал его «очень приятным человеком».
Черчилль не видел в Сталине ничего хорошего. Теперь он был о Советском Союзе того же мнения, что и о нацистской Германии в 30-х годах. Тогда он был одиноким голосом в пустыне, предупреждающим о намерениях Гитлера, его заглушили сторонники политики умиротворения - пока Европа не содрогнулась от блицкрига, а Черчилля не призвали к власти.
Из Флориды, где он проводил отпуск, Черчилль совершил быструю поездку в Белый дом, чтобы передать Трумэну набросок его предлагаемой речи. По дороге в Миссури Трумэну и сотрудникам Белого дома, путешествующим с ним, был передан окончательный текст.
Трумэн не стал скрывать своего восторга. Он сказал, что речь «будет только во благо» и «устроит переполох».
Маленький город Фултон произвел на Черчилля неизгладимое впечатление. Несмотря на то, что он находился далеко от любого театра войны, его жители были глубоко тронуты честью принимать у себя двух великих людей. Президентский кортеж встречали овациями до университетского городка, где Черчилля ждал подиум.
В преамбуле к речи Черчилль поблагодарил Трумэна за то, что тот проехал «тысячу миль ради нашей встречи», а затем, подводя к серьезности момента, добавил: «Таково его желание, чтобы я имел полную свободу в высказывании своего истинного и верного совета в эти тревожные и непонятные времена».
Он сделал символический кивок в адрес Сталина: «Мы приветствуем Россию на ее законном месте среди ведущих народов мира».
Но затем, в речи, которая по праву считается моральной основой «холодной войны», он сказал: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, был опущен «железный занавес». За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти знаменитые города с населением вокруг них находятся в том, что я должен назвать советской сферой, и все они, в той или иной форме, объекты не только советского влияния, но и очень высокого, а в некоторых случаях и растущего контроля со стороны Москвы… Коммунистические партии, которые были очень маленькими во всех этих восточноевропейских государствах, были выращены до положения и силы, значительно превосходящих их численность, и они стараются достичь во всем тоталитарного контроля».
Эта угрозу, сказал он, может сдержать только обновленный союз, возглавляемый Соединенными Штатами и Великобританией.
Трумэн открыто ему аплодировал, как и зрители. Но в течение нескольких часов, пока комментаторы и редакторы читали текст, поступил отклик, который сразу же поколебал Трумэна и смутил Черчилля.
Влиятельный обозреватель Уолтер Липпманн сказал, что Трумэн сделал серьезную ошибку, встав на сторону Черчилля. The Wall Street Journal заявил, что Америка не нуждается в союзах с какой-либо другой страной. Газета The Nation сказала, что Черчилль «добавил значительную порцию яда к уже ухудшающимся отношениям между Россией и западными державами».
Другие издания, как в США, так и в Европе, заявили, что это была бессильная злость человека, отстраненного от власти.
Ответ Трумэна был позорным. Он утверждал, что не видел речи заранее, и сказал, что Черчилль «застал меня врасплох». Он написал Сталину приглашение самому приехать в Фултон и опровергнуть речь Черчилля, предлагая отправить линкор «Миссури», чтобы доставить его в Америку. Сталин отклонил предложение.
Но к концу лета 1946 года Белый дом изменил свое мнение. Бирнс, прежде бесхитростный умиротворитель, ужесточил свою линию. Американские дипломаты в Москве предрекли сталинское царство террора в Восточной Европе. Предсказание Черчилля подтвердилось событиями.
Всякий раз, когда упоминается Фултонская речь, редко говорится о враждебном ответе на нее. А жаль. У Черчилля есть для нас пара полезных уроков.
Во-первых, этот случай показывает, как трудно призвать к ответственности деспота, который долгое время притворялся союзником. Во-вторых, он ознаменовал начало долгого и взаимного соперничества российской и американской власти и культур, которое продолжается и по сей день.
В 1946 году Черчилль разбудил Америку, указав ей на угрозу, исходящую от бывшего союзника военных времен, превратившегося в зловещего противника, способного глубоко проникнуть в американское общество, используя шпионаж. Тайная война оказалась такой же опасной, как и открытая «холодная».
На деле, неспособность Трумэна понять правдивость слов Черчилля можно рассматривать как образцовый случай неготовности США к неизбежной опасности. Полный масштаб амбиций японского империализма не замечали до тех пор, пока на Перл-Харбор не упали бомбы. Все возможности терроризма джихадистов серьезно недооценивали до тех пор, пока в «Башни-близнецы» не врезались самолеты.
И сейчас, как и в случае с 9/11, на предупреждения не обращают внимания. На этот раз это не Усама бен Ладен, а Владимир Путин. Вмешательство России в 2016 года было умелым, новаторским и повсеместным. Ответ – полной его противоположностью. Бюрократы Пентагона по-прежнему занимается планированием традиционной войны. Оборонный бюджет 2019 года составляет 717 млрд. долларов, и один только проблемный самолет F-35 стоил 406,5 млрд.
Большую тревогу вызывает то, что Путин, похоже, знает слабости Америки лучше, чем мы сами. Он хорошо помнит, как во времена Рейгана Америка фактически обанкротила Советский Союз, заманив его в гонку вооружений, в которой он не смог победить. И после распада СССР американский триумф стал невыносим для таких националистов, как Путин.
И Путин получил ценный урок. Его ответ был двояким. Он выпускает видеоролики, в которых хвастается новыми разработками супероружия, копируя тактику Рейгана, которая подталкивает расходы противника на оборону к новым высотам. В то же время, его реальной тактикой было относительно низкобюджетное проникновение в американскую политику через социальные сети, а также тщательно просчитанные атаки на важнейшую американскую инфраструктуру.
