Начну с эпизода информационной ленты, которое вряд ли привлекло особое внимание. На прошлой неделе в Киеве глава литовского МИД Линас Линкявичюс подписал соглашение, согласно которому Литва берет на себя обязательство платить украинским гастарбайтерам наравне с местными работниками. Точнее, с одинаковым ограничением по минимуму. В дополнение к договору, подписанному еще в 2002-м году, в котором определено равенство по социалке (трудовой распорядок, социальные отчисления и т.п.), это означает, что Украина как бы вынута из списка «третьих» стран и поставлена по позиции «движение трудовых ресурсов» в один ряд со странами ЕС.
Попробую оценить смысл и значение этого шага. Проще всего его свести к политической подоплеке – особого, демонстративно дружеского отношения Вильнюса к Киеву. Однако, признавая этот фактор в качестве «одного из...», полагаю, что все гораздо сложней и объемней.
Предлагаю, прежде всего, взглянуть на украинских пришельцев в экономическомо ракурсе. По сведениям Департамента статистики, за 7 месяцев этого года в Литве выдано 22,2 тыс. разрешений на работу (т.е. долговременных виз сроком до 1 года), среди которых доля украинцев – около 80%. Кроме того 6,3 тыс. получили разрешения на временное проживание.
Иными словами, в чисто количественном отношени речь идет о распространени норм ЕС на львиную долю приезжих из т.н. «третьих стран».
Что бы это значило?
О том, почему Литва стала чемпионом ЕС по эмиграции, писано-переписано, в том числе и мною. Там много спорного, и можно спорить еще. Но тема этого текста – иммиграция. Поэтому не станем обнимать необъятное, и посмотрим через литовское окошко на миграцию с этой стороны.
А видим мы в долгой ретраспективе следующее. Пока Литва была одной из витрин Страны Совковии, она влекла к себе. И население ее прирастало. На рубеже разрыва оно перевалило за 4 миллиона.
С обретением независимости процесс пошел в обратном направлении – Литва стала страной эмиграции. Общим итогом стало сокращение численности до 2.8 млн (октябрь 2018). При таких перепадах, естественно, встает вопрос об иммиграции. Об отношении к ней.
Полагаю, тот факт, что по степени мононациональности своего состава Литва была и остается не только на балтийском фоне, но и общеевропейском, одной из ведущих, конечно же не случайность. Тревога по поводу растворения и утраты своей национальной самости здесь существовала в умах ее просветителей с царских времен. Ее подогревало славное историческое прошлое, в котором она сама олицетворяла когда-то одну из крупнейших империй Европы. Ну, а уж с обретением независимости эта установка обретала материю в виде весьма настороженного, консервативного законодательства в части охраны своей закрытости.
Причем у него вполне определенная политическая окраска – защита от «третьих стран». А , если уж говорить без обиняков - в лице, прежде всего, бывшего «колонизатора». То бишь, России.
Такая установка изначально создала противоречие, которое заключается в том, что по своей трудовой привлекательности Литва была и остается реально интересной лишь для этих самых «третьих стран». Будучи напрямую связанным с эмиграцией, оно резко усилилось после 2004 года, когда были сняты последние плотины для свободного движения на Запад. И когда экономические реалии стали диктовать смену парадигмы
В этом контексте Украина и политически, и ресурсно-физически стала подходящей альтернативной и тем потенциальным резервом, из которого стали черпаться гастарбайтеры. Для сравнения: доля трудовых иммигрантов из России сегодня в пределах всего лишь 3-х%.
Смена парадигмы
Смена парадигмы происходит просто на глазах. При этом параллельно на двух полюсах – в отношении и к эмиграции, и к иммиграции. И в обеих случаях, в сторону позитива.
Об эмиграции. Еще совсем вчера отношение к ней хорошо отражало название коллективной монографии на эту тему – «Заколдованный круг» (2012). В ней она рассматривается в основном в категориях «катастрофы» и «исхода». А все внимание фокусируется на моделировании стратегии торможения и реэмиграции. Для общественных настроений такого тренда характерно неверие, что власти не в силах справиться с проблемой, так как страна еще долго не в силах состязаться с Западом в качестве жизни. Отсюда моральное оправдание эмиграции. Примечательно, что ему нередко подыгрывают и СМИ, изображающие нередко эмигрантов как героев, сумевших хорошо устроиться, а те, кто вернулись - как слабаков. То есть, на микроуровне, в конкретике персональных судеб – как позитив, а на макроуровне – как негатив.
Однако, в последнее время все чаще в ученой среде появляются трактовки, в которых доказывается, что эмиграция не так уж и плоха. Что ее неоправданно демонизируют. И не замечают, что у этого явления есть серьезные плюсы.
Примером тому может служить работа Алдоны Дамулене из университета Миколаса Ромериса, которая провела корреляционный анализ эмиграции в зависимости от различных экономических и социальных факторов. И выявила:
- что расхожее мнение, будто эмиграция связана с безработицей – ошибочное, корреляция тут настолько слабенькая (0,08), что ею можно пренебречь;
- зато растет зарплата, особенно среди квалифицированных рабочих;
- растет зарплата, растет и потребление;
- особенно существенную роль прри этом оказывают переводы от эмигрантов. Подсчитано, что их доля в ВВП республики достигает 2,5–3,5% ВВП%;
- благодаря этому косвенно через НДС и налог с оборота перепадает и казне;
- ну, а рост потребления – один из главных моторов экономики.
Такой вот забавный парадокс.
Теперь об имиграции. Вот что говорит на сей счет центр литовского либерализма - Институт свободного рынка (ИСР). Одним из самых распространенных предубеждений является миф, что иммиграция спобствует создает конкуренцию, увеличивает безработицу, ведет к падению цены труда. Но это не так – она как правило только дополняет именно там, где работа не пользуется спросом у местных. А в целом только стимулируеит создание новых рабочих мест. И наоборот, их дефицит или ведет к свертыванию производства, или его автоматизации, или переводу за рубеж.
Это, кстати, подтверждается и данными Евробарометра, который приводит массу примеров того, как в странах с высоким уровнем иммиграции, таких, как Великобритания, Ирландия, Германия, Норвегия и др. она прекрасно уживается с умеренным уровнем безработцы. Но при этом способствует общему экономическому развитию и росту сложности труда.
Констатируя это, ИСР призывает резко либерализировать иммиграционную политику. При этом речь идет не только об упрощении бюрократичевких процедур, но и об отказе от государственного регулирования. В Литве это осуществляется путем составления списков «востребованных профессий» с привязками к конкретным производствам. Основной пафос такой политики – ограничения ввоза неквалифицированной рабсилы. Некоторые экономисты предлагают упростить ограничительную практику, взяв на вооружении опыт Эстонии – квоты. ИСР возражает и против такой практики, так как всякие регуляторы нарушают святость принципа равных условий для всех. Они могут дать кратковременый эффект, но ущербны в долгосрочной перспективе. Ибо только свободное движение трудовых ресурсов создает конкретное пространство, в котором естественным образом выстривается производственная структура.
Отсюда логично вытекает и географический нейтралитет. ИСП признает «фактор безопасности», которым дипломатично обозначает политические предпочтения, но полагает, что такие вопросы должны решаться через горнила соотвествующих служб и в итоге – через депортацию. Как, впрочем, и все, что связано с качеством гастерарбайтеров.
Владимир Скрипов
