Сотрудничать с государством может лишь тот, кто считает его «своим». И это еще одна линия размежевания в Украине.
Этические системы часто рождаются из коллективной семейной памяти. Ты можешь не помнить дедушку, отправившегося в лагеря за неправильный тост, но его помнит твой отец. И он приучает тебя к мысли, что любое сотрудничество с вертикалью – тем более репрессивной – это «харам» и всяческое «нельзя».
1991 год постсоветские страны встретили с одинаковым ощущением: стандартом считалось отстраненность от государства
Тем более, что внегосударственное в СССР было двух типов. С одной стороны – тюремная воровская субкультура, жившая идеей несотрудничества с властью. С другой – интеллигентско-диссидентская, которая ощущала себя вынесенной за скобки официального и торжественного. Тюрьмы становились пространством диффузии, где вторые наследовали опыт первых.
1991 год постсоветские страны встретили с одинаковым ощущением: стандартом считалось отстраненность от государства. Любая форма сотрудничества с правоохранителями – доносом. Любое сообщение о правонарушении – «стукачеством».
По сути, точкой размежевания было отношение к государству. Если общество не считает вертикаль «приватизированной» и «своей», то оно пытается от него отползать, справедливо полагая силовиков кастой, с которой иметь дел не стоит.
С началом войны многие обнаружили, что государство – это еще и родина. Те, кто решил приватизировать систему, отправились внутрь нее: добровольцами в армию или волонтерами в госорганы
В Украине эта реальность существовала вплоть до 2014-го. А с началом войны многие обнаружили, что государство – это еще и родина. Те, кто решил приватизировать систему, отправились внутрь нее: добровольцами в армию или волонтерами в госорганы. Берлинская стена между горизонталью и вертикалью оказалась сломана. Пусть даже локально.
Впрочем, инерцию никто не отменял. Равно как и выпестованную столетиями традицию недоверия. А потому украинское общество продолжает делиться на тех, кто считает сотрудничество с органами – «доносом». И тех, кто воспринимает это как нормальное взаимодействие между теми, кто защищает, и теми, кого защищают.
Три года – очень небольшой срок для ломки социальной традиции. Тем более для общества, которое десятилетиями привыкало воспринимать человека в форме и с полномочиями как представителя чужой и враждебной среды.
Традиция «несотрудничества» пестовалась не только песнями радио «Шансон». Ее взращивали еще и биографии интеллигенции. Той самой, которая попадала под репрессивный каток по поводу и без. В которой анекдоты про «товарища майора» до сих пор воспринимаются как светский способ поддержать беседу.
По одну сторону баррикад – те, кто отправился штурмовать властный рейхстаг. По другую – те, кто продолжает дистанцироваться от вертикали
И в этом пограничье сосредоточена еще одна этическая ломка современной Украины. По одну сторону баррикад – те, кто отправился штурмовать властный рейхстаг. По другую – те, кто продолжает дистанцироваться от вертикали. Битва тех, кто считает государство своим и готов в него инвестировать, с теми, кто в государство не верит и своим не считает.
По сути, сейчас решается вопрос о том, будет ли следующее поколение украинцев слушать радио «Шансон». Станет ли считать институты своими. И начнет ли воспринимать закон как способ добиться справедливости.
Не спешите со скепсисом. В конце концов, анекдоты про гаишников ушли в небытие – вместе с самими гаишниками.
