Хотя теории заговора существуют уже давно, Интернет ускорил их распространение. Кто же верит в теории заговоров и что у этих людей общего?
Интернет слухами полнится. Говорят, что случайные события на самом деле не случайны. Тайные организации вынашивают коварные планы, чтобы «серые кардиналы» могли править миром из-за кулис. Как заметил Карл Поппер в «Предположениях и опровержениях» (1963), некоторые люди склонны приписывать все, что им не нравится, делу рук нескольких влиятельных «чужаков». Хотя теории заговора существуют уже давно, Интернет ускорил их распространение. Кто же верит в теории заговоров и что у этих людей общего?
Разумеется, любые теории заговора могут быть более или менее правдоподобны. В ходе опроса в 2013 году выяснилось, что каждый второй опрошенный гражданин Соединенных Штатов был уверен в том, что дело об убийстве президента Джона Ф. Кеннеди все еще остается неразрешенным, но лишь 4% поддержали идею о том, что «способные принимать человеческий облик рептилоиды управляют всем миром». (И все же, их 12 миллионов человек, что внушает некоторые опасения).
Несмотря на эти различия, один из самых надежных результатов исследования теорий заговора заключается в том, что во всех теориях заговора есть нечто общее. Например, люди, которые верят в рептилоидов, гораздо более склонны также сомневаться в том, что Ли Харви Освальд действовал в одиночку. Те, кто считают, что Усама бен Ладен был мертв до того, как его расстреляли «морские котики», также с большей вероятностью считают правдоподобным, что бен Ладен все еще жив. Это заставило многих исследователей сделать вывод о том, что вера в конкретные теории заговора не зависит от темы, а является проявлением более широкого мировоззрения. «Заговорщическое мышление», «система монологического верования» или «менталитет заговора» можно рассматривать как одно из проявлений мира, каким его видят сторонники мировых заговоров - управляемого скрытыми, зловещими силами.
Большинство полагается на заговорщицкий менталитет, не имея контроля над собственной жизнью. В ходе одного исследования участники, которым было предложено вспомнить случаи, когда они никак не могли повлиять на ситуацию, например, погодные условия, с большей вероятностью принимали на веру теорию заговора, чем те, кого попросили вспомнить случаи, когда у них была возможность что-то изменить (например, в питании или одежде). Аналогичным образом, респонденты, чьи рабочие условия отличались пониженным уровнем контроля (например, долгосрочная безработица, временная занятость), выразили более высокий уровень заговорщицкого менталитета, чем люди с постоянной занятостью. Отсутствие контроля увеличивает необходимость верить в компенсационную иллюзию контроля, то есть в теории заговора. Обнаружение закономерностей там, где их, по сути, нет, по крайней мере, оставляет открытой возможность взять ситуацию в свои руки, а возложение вины за стихийное бедствие на неизменную и неконтролируемую погодную динамику такой возможности не дает.
Тем не менее, компенсационная теория изображает теоретиков заговора лишь бедными жертвами собственной беспомощности, цепляющимися за заговоры в отчаянной попытке найти убежище от хаотического мира. Однако этот почти стереотипный образ противоречит кричащему поведению реальных теоретиков заговора, провозглашающих о собственной исключительности и невежественности неверующих. Это позволяет предположить, что вера в заговор не всегда является простой компенсацией за отсутствие контроля – скорее, она помогает им отделиться от «невежественных масс». Приверженность теории заговора может быть не результатом отсутствия контроля, а, скорее, глубокой потребности в обретении собственной уникальности.
