И тихо стало в театре… Ушел Роман Виктюк

18 лист. 2020 20:17:00

Этот проклятый, високосный, ковидный, отвратительный год, заканчиваясь, тянет и тянет за собой тех, без которых жить нельзя, невозможно, дико. Теперь он унес Романа Григорьевича Виктюка — не просто режиссера, не просто большого артиста. Виктюк — свет. Виктюк — комета. Виктюк — человек-праздник, человек-сюрприз. Великое дитя и апостол театра. Наша данность, наша вечность.

Ему только-только исполнилось 84 — свой последний день он встретил в больнице, где его лечили от коронавируса. Ему было очень плохо, он лежал на искусственной вентиляции, и было не то что тревожно — было невероятно страшно. Но при этом почему-то не покидала уверенность: выкарабкается. Болезнь, смерть, страх — это все не про Виктюка. Нет-нет, это не фигура речи, не дежурная фраза для некролога — просто Роман Григорьевич почти физиологически отторгал любое несчастье. Казалось, все, что не имело отношения к искусству и к любви, все мелкое, противное, некрасивое, страшное, приближаясь к нему, отлетало, ударившись о его крепкую броню из любви и радости. Он вовсе не был этаким душкой — со своими артистами Виктюк порой вытворял вещи, которые никому другому бы не простили. Он кричал на них последними словами, мог сильно обидеть во время репетиции, но и вопля «Гений!!!» мог удостоить артиста запросто. Виктюк был одержим театром и любовью, а все остальное не имело значения. Они с театром были счастливы вместе.

В 70-е он создал Студенческий театр МГУ, где для начала поставил «Ночь после выпуска» Тендрякова, потом — «Уроки музыки» по пьесе Петрушевской. Слава смелого ниспровергателя привычных основ, дерзкого художника-новатора покатилась по Москве. Имя Виктюка стало символом обновления советского театра и надеждой на то, что свежие ветры не обойдут и наши просторы. А в 1988-м на него обрушилась сногсшибательная слава — он поставил «Служанок» Жана Жене в «Сатириконе». Это была первая постановка после смерти Аркадия Райкина, когда театр был в растерянности. Виктюк принес пьесу, назначил на женские роли четырех мужчин — Константина Райкина, Николая Добрынина, Сергея Зарубина и Александра Зуева. Никто из них пьесу не понял, о чем отважно артисты и заявили режиссеру. Но этого человека смутить было невозможно — он знал, что собирается поставить выдающийся спектакль. Терпеливо и эмоционально, настойчиво и страстно он объяснял актерам свой замысел — и постепенно они загорелись этой, как им казалось, авантюрой. Кто ж знал тогда, что этой постановке суждено стать главным спектаклем Виктюка, пережить две редакции, перекочевать в другой театр и прожить больше тридцати лет? «Служанки» произвели мало сказать фурор — это было откровение. Театральная Москва смотрела спектакль с открытым ртом — «а что — так можно было?!»

Виктюк стал двигателем перестроечного театра.

Тогда же, в 88-м, он поставил в Театре на Таганке «Федру» Марины Цветаевой. Надо было быть Виктюком и только им, чтобы в этой драматической трилогии о Тезее увидеть будущий спектакль. Но Виктюк увидел и создал невероятной силы постановку, гениально уловив связь между историей Федры и историей самой Цветаевой. Сложнейшая работа Аллы Демидовой, сыгравшей в постановке и Федру, и Цветаеву, стала еще одним откровением перестроечного театра. Впоследствии Виктюк перенесет эту пьесу уже в свой театр, играть главную роль там будет Дмитрий Бозин, а спектакль будет называться «Мистерия духа».

Свой театр Роман Григорьевич получит в 1991 году. Бывший Дом культуры им. Русакова на Стромынке, кажется, словно для него и строился — светлое, словно летящее в воздухе каким-то зигзагом, с выступающими кубами, внутри которых — амфитеатр, здание знаменитого Константина Мельникова стало архитектурным отражением виктюковского характера и виктюковского стиля. Он ведь тоже был светлым, летящим, и летящим не по прямой, а так, как ему нравится и хочется, в своем немыслимом пиджаке, в ярком шарфе, в дымчатых очках, закрывающих пол-лица.

Виктюк всегда и у всех выигрывал — просто потому, что ему недосуг было соревноваться. Он никогда не участвовал в «Золотой маске» — говорил, что искусство не терпит сражений и соревнований, оно выше или вообще где-то параллельно. Многие не верили, подозревали, что он просто боится проиграть — ну как дитя, ей-богу. Он и правда был дитем — искренним на грани фола, тщеславным, невыдержанным. И до предела честным. Обожал родной Львов, не уставал признаваться ему в любви во всех интервью, страдал, что бывает там все реже и реже. Никогда не подкладывался под власти — вообще никогда. Это даже не принципиальность, нет — просто Роман Григорьевич физиологически не выносил фальши. Ему никогда не давали государственных денег и никогда не просили подписывать какие-то письма в поддержку властей или против неугодных. К нему нельзя было с этим — не то чтобы боялись, что спустит с лестницы, но как-то в голову не приходило.

Виктюк никогда не играл в политику, но своим «Мелким бесом» по Сологубу сказал все, что думает про сегодняшний день и про тех, кто пытается дергать нас за ниточки. Он никогда не выступал открыто против власти, но не таясь открыто поддерживал Украину с 2014 года.

Когда прошел пик его скандальной популярности, Роман Григорьевич наконец обрел свою театральную нирвану — от него отстали моралисты, его продолжали ценить театралы, он отбил наконец то самое здание, за которое 16 лет вел бесконечный бой, отреставрировал его и занял то место, на котором теперь останется навсегда. Он теперь навсегда в истории культуры как большой художник, создавший новый, особый русский театр со множеством странностей и обостренной эротической стилистикой, философский и шаловливый, намеренно аполитичный и большому количеству людей совершенно непонятный, яркий, как его пиджаки, и мудрый, как он сам, великолепный и неповторимый Роман Григорьевич Виктюк.