Городской голова Харькова Геннадий Кернес в начале мая заявил, что хочет вернуть одному из проспектов имя маршала Георгия Жукова. Уже 8 мая на сайте городского совета появилась электронная петиция «Верните харьковчанам историю». Автор обращения — Игорь Клименко, он требует вернуть названия станции метро и проспекту, переименованным в 2016 году в рамках декоммунизации. По словам Клименко, «Жуков и Советская Армия освободили Харьков», а Петр Григоренко, именем которого теперь назван проспект, всего лишь родился в Харькове. Петиция набрала необходимые 5 тысяч голосов всего за пару дней. А 12 мая на площади Свободы собрались около 500 человек — протестовать против возможного переименования проспекта и защищать волонтерскую палатку, которая стоит там с 2014 года для сбора помощи армии. Вице-спикер Верховной Рады Ирина Геращенко пообещала открыть в палатке приемную, чтобы помешать ее сносу. Харьковский скандал вокруг палатки и Жукова продолжается уже неделю. Журналист theБабеляЕвгений Спирин прочитал больше десятка мемуаров сослуживцев, начальников и подчиненных Жукова, а также новейшие биографии и воспоминания самого маршала Жукова, чтобы понять, кем был человек, чье имя хотят вернуть проспекту и станции метро.
Маршал Георгий Жуков — одна из ключевых фигур Второй мировой войны. Он отговаривал диктатора Иосифа Сталина расстреливать крупных военачальников, командовал решающими операциями, присутствовал при подписании акта о безоговорочной капитуляции Германии, принимал Парад Победы в 1945 году. За ним же закрепился образ безграмотного самоучки, который отправлял на верную гибель сотни тысяч солдат, закрывал ими минные поля, приказывал расстреливать командиров по собственной прихоти, слепо верил Сталину и исполнял его желания. В истории Жукова часто изображают либо героем-освободителем на белом коне — на таком он ехал во время парада, либо кровавым мясником-самодуром. Со времени распада СССР о Жукове вышло немало книг: мемуары военных, биографии, сборники документов. Кроме этого, еще в 1940—1950-х появились и мемуары представителей союзных войск. Например, знаменитая книга главнокомандующего силами антигитлеровской коалиции Дуайта Эйзенхауэра и американского генерала Джорджа Паттона. На русском языке их издали в 2000-х. Переводили их с ошибками, некоторые главы просто не вошли в российские издания. Теперь же с помощью первоисточников можно составить (приблизительный) портрет Жукова — каким он был и как воевал, и понять, правдивы ли мифы о «победителе» и «мяснике». Мы сознательно не рассматривали личную жизнь Жукова и не останавливались детально на многих периодах его карьеры, чтобы сократить и без того огромный текст. Для удобства, кроме гиперлинков, все источники указаны в конце материала.
1
Жуков родился в селе Стрелковка в 1896 году. В своих автобиографиях для военных канцелярий и позже, в мемуарах, он всегда подчеркивал, что семья его жила в бедности и нужде, а сам он вышел из крестьянского рода. Происхождение играло важную роль при подъеме по карьерной лестнице в СССР. Но семья Жукова не была бедной. Во-первых, в семье было только два ребенка. Во-вторых, у них был дом, корова, теленок, лошадь, куры и земля (в конце XIX века треть семей не имели лошади). Отец будущего маршала работал в Москве сапожником, получал около 90 рублей в год (заводские рабочие в начале ХХ века получали около 180 рублей в год) и служил полицейским десятником. Мать Жукова торговала бакалеей и овощами. В Москве жил ее брат Михаил Пилихин — известный продавец меха. Связи и заработки семьи обеспечивали уровень жизни выше, чем у крестьян того времени.
В 1903 году Жуков попал в сельскую школу, их тогда открывали в рамках программы борьбы с неграмотностью. Школа была простой избой, построенной на деньги князя Голицына. Пошли в нее всего шесть детей из 300 человек, живших в Стрелковке. Там Жуков научился читать и немного писать. Позже он будет вспоминать, что Сталин буквально на ходу исправлял ошибки в его рапортах. Но этим будущий маршал не выделялся — таков был уровень грамотности практически всех красных командиров. После школы Жуков отправился в Москву — работать подмастерьем у своего дяди, меховщика Михаила Пилихина. В официальных мемуарах он описывает свою жизнь словно по методичке советской пропаганды: злой мастер, спанье на полу и работа по 15 часов в сутки. Жуков жаловался и на побои.
«За малейшую оплошность хозяин бил нас немилосердно. А рука у него была тяжелая. Били нас мастера, били мастерицы, не отставала от них и хозяйка. Приходилось безропотно терпеть. Самым высшим для нас судьей был хозяин».
Именно хозяином, как пишет Жуков, ему было велено называть Пилихина. Вся эта история — выдумка. Во-первых, он был знаком с дядей с детства и гостил у него в Москве задолго до ученичества. Во-вторых, Жуков сразу попал в привилегированное положение: спал рядом с сыном Пилихина на кровати, ел с семьей за одним столом, работал в магазине, что было престижно, а через два года начал развозить меха по Москве. После окончания учебы Пилихин подарил Жукову два пальто, костюм, ботинки и белье и предложил оклад в 25 рублей в месяц. Младший сын меховщика Михаил в мемуарах вспоминает, что в 1913 году Жуков снимал комнату в центре Москвы, разъезжал по кабакам и слыл «грозой девок». Все это не совпадает с официальной биографией полководца.
Жуков неоднократно будет исправлять и сведения о своем образовании: он то заканчивал три класса, то четыре, то четыре и курсы. И всегда будет вносить в свои биографии дядю-эксплуататора, невыносимые условия труда и то, что про Ленина он услышал от отца еще в 1905 году. На деле же Жуков не интересовался политикой и предпочитал, по воспоминаниям своего брата, ходить в кино и театры. Началась Первая мировая война, Жуков получил повестку в августе 1915 года. В ВКП(б) он вступит в 1919-м, будет воевать на нескольких фронтах, позже, в 1922-м, примет участие в подавлении Антоновского восстания крестьян, за что получит орден, а в 1924 году окончит Высшие кавалерийские курсы.
Новый важный этап в жизни Жукова — 1939 год. Он разгромит японскую армию на реке Халхин-Гол, Сталин даст ему звание Героя Советского Союза, а после чисток 1937 года Жуков благодаря успеху операции станет чуть ли не главным представителем нового армейского истеблишмента. Будущий маршал подошел к началу большой карьеры.
«Только из газет и с некоторым опозданием Жуков узнал о важнейшем событии осени 1939 года — о германском вторжении в Польшу, ставшем началом Второй мировой войны, и о Зимней войне против Финляндии. Когда в середине мая 1940 года его вызовут в Москву, он попадет в совершенно иную стратегическую ситуацию. Эти семь месяцев в Монголии оказались для Жукова еще одной удачей: они избавили его от участия в неудачной Финской войне, которое могло бы погубить его только что родившуюся военную репутацию».
2
Именно во Второй мировой войне раскроются все качества Жукова: способность унижать соперников, жертвовать жизнями тысяч солдат ради победы, грабить. Вот что пишет историк Ричард Овери: «Жуков был хорошим полевым командиром. Он был солдатом до мозга костей, жестким, решительным, внешне спокойным и уверенным в себе. Он не стеснялся жертвовать жизнями, военными или гражданскими, чтобы выиграть битву. Он был так же жесток, как и его хозяин [Сталин]; победа — вот что было главным. Он был необычайно груб, сыпал матами налево и направо. Он издевался и угрожал другим военным, обещал расстрелять генералов и полковников и пользовался расположением Сталина, чтобы избавиться от других командиров».
А вот что мы находим в книге историков Жана Лопеза и Лаши Отхмезури 2013 года: «Жуков не святой, хотя в сегодняшней России он едва ли не канонизирован. Он много врал, скрывал, искажал правду о своей деятельности во время войны. Он бывал несправедливым, вспыльчивым, тщеславным, вульгарным. В Германии он отличился безудержным мародерством и не мешал своим подчиненным совершать преступления. Он безропотно служил Сталину и его режиму, часто используя те же самые методы, что и хозяин Кремля, управлявший людьми в первую очередь страхом. Он расстрелял множество запуганных солдат, он посылал людей под радиоактивные осадки, подавлял борьбу за свободу в Венгрии в 1956 году. Он сам создал свою легенду, написав «Воспоминания и размышления». Если им поверить, он всегда правильно оценивал ситуацию на фронтах, одерживал только победы, а проигрывал исключительно по вине других. В действительности он разделял ошибки и иллюзии своих коллег до 1941 года, частично несет ответственность за страшные поражения первых месяцев операции «Барбаросса», под Ржевом его разбил Модель (1942), на Днепре его перехитрил Манштейн (1944), неудачей завершилось его первое наступление на Берлин (битва на Зееловских высотах)».
Именно потому маршал ассоциируется с мясником и палачом. Однако историки пишут: «Простое сравнение потерь, понесенных войсками во время операций, которыми руководил он, с теми, что возглавлялись его коллегами и соперниками: Тимошенко, Коневым, Рокоссовским, опровергает это утверждение. Красная армия несла колоссальные потери из-за совершенных в 1941 и 1942 годах грубых ошибок, из-за слабости своего «человеческого материала», из-за природы сталинской системы, а не из-за характера ее наиболее выдающегося полководца».
Так кем же был Жуков?
3
В 1941 году Жуков занимал разные посты. Сначала он был начальником Генерального штаба, потом представителем Ставки Верховного Главнокомандования, а 29 июля из-за просчетов и провалов операций Жукова поставили во главе резервного фронта.
Интересны воспоминания Андрея Еременко, который во время Второй мировой войны служил в звании генерала, а через десять лет после ее окончания получил звание маршала. Дневник он начал вести в 1939 году, фактически с начала раздела Польши между СССР и Германией. Он, пожалуй, единственный начальник такого уровня, кто правдиво описал события тех лет. У Еременко и Жукова были сложные отношения. В дневниках, которые опубликовали в годы Хрущевской оттепели, Еременко как только не ругал Жукова и все время жаловался, что маршал вредил ему, мешал получать награды и, вообще, демонстрировал некомпетентность.
Вот запись Еременко в дневнике за 19 января 1943 года.
«Я с тов. Жуковым учился, работал, знал его как облупленного. Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист. Ради своей славы, к которой он шел по трупам людей, он, гнида, втопчет в грязь все «святое» и оскорбит и честь, и совесть человека. У него нет ничего правдивого».
Еременко обвиняет Жукова в неумении пользоваться человеческим ресурсом.
«Здесь следует сказать, что жуковское оперативное искусство — это превосходство в силах в 5—6 раз, иначе он не будет браться за дело. Он не умением воевал, а количеством, и на крови строил свою карьеру. Мы своими поспешными действиями на юге не дали развиться ошибке противника — маневру на севере — до катастрофы, и все это произошло от непонимания обстановки Жуковым. Он и Сталина подбил на это. Обидно, что из-за этого просчета напрасно пролилось много крови. Вот тебе и Жуков — а-ля Наполеон».
Они были соперниками, и Еременко мог сгустить краски. Но то, что Жуков пускал в расход тысячи людей, отражено не только в мемуарах Еременко. Об этом же писал главнокомандующий силами антигитлеровской коалиции Дуайт Эйзенхауэр в своей книге «Крестовый поход на Европу», которая вышла в 1948 году. После подписания акта о капитуляции Эйзенхауэра пригласили в СССР. Его сводили на парад физкультурников, в музей Кремля, показали колхозы. Роль куратора и экскурсовода отвели Жукову. Американский генерал тепло относился к маршалу и считал его правой рукой Сталина. С точки зрения дипломатии поездка Эйзенхауэра в Москву была успешной. Он пообщался с высшими чинами СССР и даже со Сталиным. На обратном пути, в самолете, заговорил с Жуковым. Маршал был поражен тем, что американские дивизии насчитывали 17 тысяч человек после боев, в то время как русские начинали с 8 и к концу долгих кампаний могли сократиться до 3—4 тысяч. Сам Эйзенхауер услышал такой вот рассказ о методах Советской армии.
«Очень показательно было его описание русского метода наступления через минные поля. Немецкие минные поля, покрытые оборонительным огнем, были серьезным тактическими препятствиями. Пробиваться сквозь них всегда было трудоемким делом, хотя наши специалисты изобрели все мыслимые механические устройства для безопасного уничтожения мин. Маршал Жуков поделился со мной изложением своей практики. “Есть два вида мин: одна — мина для пехоты, а другая — автомобильная мина. Когда мы приходим на минное поле, наша пехота атакует точно так, как если бы его не было. Потери, которые мы получаем от мин, мы считаем равными тем, которые мы получили бы от пулеметов и артиллерии, если бы немцы решили защищать этот конкретный район с помощью сильных группировок войск. Атакующая пехота не подрывается на машинных минах, поэтому после того, как они проникли на дальнюю сторону поля, они формируют плацдарм, после чего инженеры подходят и выкапывают каналы, через которые могут пройти транспортные средства”».
Далее Эйзенхауэр пишет: «Я оживленно представил себе, что было бы, если бы американский или британский командир предложили бы такую тактику, еще лучше я представил себе, что сказали бы солдаты. Американцы оценивают стоимость войны в людских жизнях, русские же спокойно истощают нацию. При этом у них есть понимание того, что такое мораль, но движет ими желание победы, патриотизм, фанатизм».
Несмотря на всю дикость описанного, генерал Эйзенхауэр несколько лукавит. Подобные операции описаны и в мемуарах американских военных. Например, Джордж Паттон вспоминает одну из вылазок после открытия Второго фронта, где 35 солдат ночью подорвались по пути через минное поле. «Ночная атака была необычной, потому что они должны были пройти через минное поле. Они решили сделать это в темноте и в результате потеряли около тридцати пяти человек. Если бы они продвинулись в дневное время, они, вероятно, потеряли бы тех же тридцать человек из-за мин и, кроме того, несколько сотен человек из-за винтовок».
4
Если у союзников это было скорее случайностью, то в Советской армии проход по минным полям был обычной практикой, для которой использовали штрафные батальоны. Тактику Жукова часто вспоминает сержант Николай Никулин в своих мемуарах, которые он начал писать в 1975 году. Написаны они с большими обобщениями, и военные историки оспаривают некоторые из приведенных эпизодов. И все же они дают представление о том, как война выглядела для солдат Советской армии.
«На войне те же дела оплачивались солдатскими жизнями. [...] Приказ: «Вперед!», и пошли умирать безответные солдаты. Пошли на пулеметы. Обход с фланга? Не приказано! Выполняйте, что велят. Да и думать и рассуждать разучились. Озабочены больше тем, чтобы удержаться на своем месте да угодить начальству. Потери значения не имеют. Угробили одних — пригонят других. Иногда солдаты погибали, не успев познакомиться перед боем. Людей много. А людей этих хватают в тылу, на полях, на заводах, одевают в шинели, дают винтовку и — «Вперед!». Растерянные, испуганные, деморализованные, они гибнут как мухи. Привыкли мы к этому: солдаты — умирать, начальство — гробить».
Жуков на должности начальника резервного фронта одерживает первую победу, освобождает город Ельня в августе 1941 и отсекает немцам путь для захвата Москвы. Параллельно Жуков строит в армии железную дисциплину, в том числе и с помощью расстрелов. Для этого используются довоенные методы репрессий и НКВД. Всего в течение войны 442 тысячи людей были вынуждены служить в штрафных батальонах; еще 436 тысяч приговорили к тюремному заключению. «Сколько человек погибло в результате расстрелов и штрафных миссий на минные поля — подсчитать невозможно», — пишет Ричард Овери.
Сталину боятся докладывать о больших поражениях, преувеличивают маленькие победы. Из-за этого нарком обороны СССР терпит несколько крупных неудач. В августе 1941 года Жуков на даче Сталина в Кунцево уговаривает его оставить Киев. Но Сталин слушает Хрущева, Кирпоноса и других командиров. Еременко обещает, что Киев устоит, атаки Гудериана смогут отразить. В итоге 19 сентября немцы займут Киев, уничтожат 43 дивизии и получат дорогу на Москву и открытые Донбасс и Крым. Жуков в мемуарах будет много писать, что он предупреждал Сталина, а хитрый Хрущев и Еременко ошиблись. Уже в 50-е Хрущев сыграет главную роль в низвержении Жукова и разрушении культа вокруг маршала.
5
В 1943 году Жуков получает звание маршала, координирует прорыв блокады Ленинграда, наступление в Курской битве. В 1944-м во время Корсунско-Шевченковской операции он допустил ряд серьезных ошибок, и командование передали генералу Коневу. Еременко злорадствует в дневнике, запись от 14 ноября 1944.
«Жукова здорово критиковали за то, что у него ничего не получилось начиная с [...] осеннего [наступления]. Жукова обвиняют в том, что он делает не так, как Ставка приказывает».
Сталин отправляет Жукову телеграмму. В ней командующий отчитывает Жукова за то, что он не владеет обстановкой, и требует любыми средствами ликвидировать прорыв противника.
Офицер-связист Леонид Рабичев про это время рассказывает в книге «Война все спишет».
«29 мая 1944
Наступление наших войск снова провалилось. Дальше третьей линии немецких укреплений не прошли и понесли огромные потери. А через день перед строем читали нам адресованное командующему 3-м Белорусским фронтом маршалу Черняховскому страшное письмо Ставки Верховного Главнокомандования о том, что 3-й Белорусский фронт не оправдал доверия партии и народа и обязан кровью искупить свою вину перед Родиной… Преступна была попытка Ставки Сталина свалить неудачи генералитета и разведки на замечательных наших пехотинцев, артиллеристов, танкистов, связистов, на мертвых и выживших героев. Все это наверняка понимали и Сталин, и Жуков, и Черняховский, угробившие несколько десятков тысяч людей. Но при общем наступлении 1944 года наш оставшийся на важнейшем направлении фронт должен, обязан был переходить в наступление, ошибка должна была быть исправлена не смертью и кровью ослабленных подразделений, а стратегией и тактикой штаба Главнокомандующего».
Наконец, в 1945 году начинается заключительный этап войны, Жуков и Конев проводят Висло-Одерскую операцию. Потом будет штурм Берлина, подписание капитуляции Германией и июньский парад в Москве.
Интересный момент произошел при взятии Берлина. Жуков и Конев буквально соревновались, кто первым войдет в город. Эпизод вспоминает и Никулин в своей книге. Он с подразделением ехал на грузовике по дороге на Берлин, когда его колонну остановил поток грузовиков и джип, в котором ехал Жуков.
«Для него расчистили шоссе, и никто не должен был мешать его движению к немецкой столице. Но что это? По шоссе стремительно движется грузовик со снарядами, обгоняет начальственную кавалькаду. У руля сидит Иван, ему приказали скорей, скорей доставить боеприпасы на передовую. Батарея без снарядов, ребята гибнут, и он выполняет свой долг, не обращая внимания на регулировщиков. Джип маршала останавливается, маршал выскакивает на асфальт и бросает:
— …твою мать! Догнать! Остановить! Привести сюда!
Через минуту дрожащий Иван предстает перед грозным маршалом.
— Ваши водительские права!
Маршал берет документ, рвет его в клочья и рявкает охране:
— Избить, обоссать и бросить в канаву!
Свита отводит Ивана в сторону, тихонько шепчет ему:
— Давай, иди быстрей отсюда, да не попадайся больше!
Мы, онемевшие, стоим на обочине. Маршал уже давно отъехал в Берлин, а грохочущий поток возобновил свое движение».
В начале июня Жуков побывает на обеде в свою честь у Сталина, встретит руководителей командующих тремя оккупационными армиями — Эйзенхауэра, Монтгомери и де Латтра де Тассиньи. И станет руководителем оккупационной зоны.
Двадцать четвертого июня Жуков принял Парад Победы — это был пик его карьеры. Жуков гарцевал на белом коне по Красной площади, маршал Рокоссовский представлял ему полки. Жуков зачитал речь, на брусчатку кинули фашистские знамена. Казалось, в этот момент маршал затмил самого Сталина.
«Жуков находился на седьмом небе. Сталинский наместник в Германии, командующий оккупационными войсками и одновременно глава администрации в советской зоне оккупации, он принимал сыпавшиеся на него почести и награды, подарки и другие знаки внимания, был окружен толпой подхалимов и льстецов. Первого июня 1945 года он получил третью «Звезду» Героя Советского Союза за взятие Берлина, 22 июня он в качестве депутата присутствовал на XII сессии Верховного Совета СССР. На сделанной в конце сессии фотографии он запечатлен справа от Сталина, впереди Василевского, Конева и Рокоссовского. В августе он получил второй орден Победы, снова раньше самого Сталина. Солдаты подарили ему алюминиевый портсигар с выгравированными ими на крышке портретами Суворова и Жукова».
6
Так возник культ личности Жукова. Где бы он не появлялся, его прославляли. Он и сам поверил в свою исключительность. Это не понравилось Сталину, и он поручил министру Внутренних дел Абакумову собрать на маршала досье. Собирать было из чего. Например, Жуков славился как отец мародерства. Как пишут историки Лопез и Отхмезури, «Имевшие место еще во время войны случаи грабежей и изнасилований, совершавшихся советскими солдатами, не прекратились после 8 мая 1945 года. К главнокомандующему советскими оккупационными силами поступали сотни жалоб, причем некоторые — от генерала Эйзенхауэра: «Все поезда и автомобили, направляемые нами в Берлин, проходят через советскую зону. Их неоднократно останавливали и даже грабили банды бродяг, одетых в русскую военную форму».
Жуков станет фигурантом «Трофейного дела» — у него дома, как у и других военных, найдут украденные в Германии гобелены, картины, золото. «Жуков сам признается, что «много накупил» в Германии. Список, представленный им самим в комиссию, впечатляет. Одних только мехов: 160 шкурок норки, 40–50 шкурок обезьяны, 50–60 котика… Прочитав этот список, Сталин якобы проронил: «Как был скорняком, так и остался!» Создали даже специальную комиссию, которая расследовала приказы Жукова грабить, насиловать и убивать на территории оккупационной зоны.
Из отчета комиссии: «В итоге всего этого Жуковым было присвоено до 70 ценных золотых предметов (кулоны и кольца с драгоценными камнями, часы, серьги с бриллиантами, браслеты, броши и т. д.), до 740 предметов столового серебра и серебряной посуды и сверх того еще до 30 килограммов разных серебряных изделий, до 50 дорогостоящих ковров и гобеленов, более 60 картин, представляющих большую художественную ценность, около 3 700 метров шелка, шерсти, парчи, бархата и другое».
Позже будет еще «Авиационное дело», обвинения в заговоре и ссылка в Одессу. Сталин так и не решится убрать Жукова физически. Слишком уж он был нужен для сакрализации Отечественной войны — как пример сросшегося с партией солдата. После смерти Сталина Жукова назначат Министром обороны СССР, а в 1957 году его вывели из ЦК и окончательно отправили на пенсию. Во время правления Хрущева в 1961 году выйдут три тома «Истории Великой Отечественной войны» — Жукова там упоминают дважды и то в свете провала операций. Жуков перестал спать и писал свои мемуары, в которых победителем и освободителем показан именно он. Так кем же был Жуков? На этот вопрос ответит Николай Никулин в коротком рассказе о первых послевоенных годах.
«Было часов около трех пополудни. В помещении штаба сидел лишь один дежурный офицер. От нечего делать он наблюдал в бинокль за купавшимися в озере немкам. По коридорам сонно слонялись без цели какие-то случайные солдаты, отупевшие от жары и выпивки. Вдруг к особняку подкатила кавалькада машин в сопровождении броневика. Из открытого джипа пружинисто выскочил маршал Жуков — восемьдесят килограммов тренированных мышц и нервов. Сгусток энергии. Идеальный, блестяще отлаженный механизм военной мысли! Тысячи безошибочных стратегических решений молниеносно циркулировали в его мозгу. Охват — захват! Окружение — разгром! Клещи — марш-бросок! Полторы тысячи танков направо! Две тысячи самолетов налево! Чтобы взять город, надо «задействовать» двести тысяч солдат! Он мог тотчас же назвать цифры наших потерь и потерь противника в любой предполагаемой операции. Он мог без сомнений и размышлений послать миллион-другой на смерть. Он был военачальником нового типа — гробил людей без числа, но почти всегда добивался победных результатов».
