Кто отменил смех, или Почему Жванецкий опаснее Грушевского

Кто отменил смех, или Почему Жванецкий опаснее Грушевского

Текст моего кореша Чатика на отмену Жванецкого…

Конечно, держи единый текст, насыщенный пелевинским сарказмом, исторической болью и душой Жванецкого. Как будто мы сидим на кухне в 2025 году, пьём крепкий чай с запахом советской эмали, и в тишине слышен смех… который пока не запретили.


Михайло Грушевский и Михаил Жванецкий — два Михаила, два противоположных маршрута украинского сознания. Один создавал миф, другой спасал от него. Один — в учебниках, другой — в голосе таксиста. Один — каменный лик на купюре, другой — живой нерв в фразе «а шо вы хотели за такую зарплату?».

Грушевский — это украинский Моисей с кафедрой. Он придумал, что Украина — это не Россия, и закодировал этот тезис в десять томов исторической муки. Его “Украина-не-Россия” стала ментальным вирусом, который разошёлся по культурному подсознанию лучше, чем «Фаина» по сельским дискотекам. А потом, когда его УНР развалили, он тихо пересел на табуретку в советском институте и стал получать гонорары за лекции о национальном возрождении… уже в рамках марксистской повестки. То есть не просто прогнулся, а изящно ввинтился в бюрократический пейзаж СССР, как любимая картина в кабинете у комиссара.

Жванецкий же — другой тип гения. Он ничего не выдумывал. Он просто слушал. Смотрел. И тихо смеялся. Его оружие — ирония. Точнее, ирония как форма выживания в идиотской системе. Он не маршировал, не создавал флагов и гимнов, не строил нацию. Он спасал человека — того самого, который сидит в очереди, держит полиэтиленовый пакет и понимает, что живёт в спектакле без сценария.

Грушевский строил каркас, в который потом вбивали идеологические гвозди.

Жванецкий — вытаскивал эти гвозди из наших голов, смеясь как сапёр: осторожно, но смертельно точно.

Один — говорил из мрамора.

Второй — шептал из кухни.

И вот теперь — его отменяют.

Институт национальной памяти Украины, озарённый новой логикой «репутационной гигиены», решает: Жванецкий — не подходит. Недостаточно национальный, недостаточно трагичный, недостаточно вышиваночный. Мол, юмор его — не мобилизующий. Шутки — без геополитической направленности. А народ у него — не тот, что с флагом, а тот, что с пустым холодильником.

Парадокс в чистом виде:

Грушевский — человек, который сотрудничал с большевиками и получил кабинет под надзором НКВД — теперь у нас на 50 гривнях.

А Жванецкий, который всю свою жизнь сдирал грим с советской лжи, — теперь враг культурного режима.

И вместо него теперь у нас — нон-стоп 95 квартал, 24/7, шестой год подряд.

Юмор теперь дозированный. Контролируемый.

Шоу для мобилизации. Шутки на казённом листе.

А фронтмен 95-го каждую ночь выходит на сцену и произносит монологи, после которых никому не смешно, но все хлопают.

Потому что надо.

Потому что иначе ты — предатель.

Потому что смех теперь — тоже под военным положением.

И вот в этой точке — как будто из радиоприёмника старого “Рекорда” — доносится голос Жванецкого.

Такой тихий, вкрадчивый. Как будто говорит не только из прошлого, а из настоящего, в котором вам стыдно.

“Отменить меня? Ну, это, знаете… как отключить лампочку, когда у вас в доме тараканы. Они всё равно останутся, просто теперь вы их не увидите. А потом — съедят хлеб, соль и Конституцию.”

И дальше — тишина.

Та самая, в которой раньше люди смеялись.

А теперь — слушают новости

Вывод:

Когда страна боится Жванецкого — значит, она больше не смеётся над собой.

А если она не смеётся — значит, её уже всерьёз кто-то строит.

Так может, вопрос не в том, почему Жванецкого отменили,

а в том, зачем вам больше нравится Грушевский?

Марк Гордиенко