В 1948 году американский биолог Альфред Кинси написал книгу «Сексуальное поведение мужчины». В ней он предлагал шкалу со значениями от 0 до 6, где 0 – это полная гетеросексуальность, а 6 – исключительная гомосексуальность. Кинси писал, что место, которое каждый занимает на этой шкале, определяется в период развития плода в матке.
Книга вызвала скандал. В то время было принято считать гомосексуальность болезнью, которую можно и нужно лечить. А Кинси утверждал, что сексуальные предпочтения закладываются еще в животе матери. И остаются неизменными на протяжении жизни.
Кинси не был одинок. На протяжении следующих десятилетий к этой теме обращались биологи по всему миру. В результате, в 1992 году, гомосексуальность вычеркнули из Международной классификации болезней МКБ-10 (International Classification of Deseases, ICD-10).
Оказалось, что сексуальная идентичность закладывается во время второго периода беременности. Что на предпочтения влияют гормональный фон и химические вещества. Что высокий тестостерон у беременной мамы (например, из-за синдрома конгенитальной гиперплазии надпочечников) приводит к би- или гомосексуальности у родившихся девочек.
Когда нидерландский нейробиолог Дик Свааб впервые опубликовал результаты своих исследований – его даже обвинили в нацизме. Он утверждал, что сексуальные предпочтения не имеют ничего общего с воспитанием. Их невозможно «исправить», потому что они формируются на этапе плода. Свааб писал, что даже функциональные цепи мозга у людей разных ориентаций работают по-разному. Из-за этого биолога долгое время упрекали в евгенике.
В итоге, вся вторая половина двадцатого века стала временем развенчания мифов. Оказалось, что гомосексуальное поведение встречается у 1500 видов животных – от насекомых до млекопитающих.
Оказалось, что воспитание в гомосексуальной семье не определяет сексуальную идентичность ребенка.
Попытки лечить гомосексуальность бесплодны. В лучшем случае они приводят к тому, что люди скрывают свои чувства
Выяснилось, что попытки лечить гомосексуальность бесплодны. В лучшем случае они приводят к тому, что люди скрывают свои чувства. Что, в свою очередь, чревато депрессиями и самоубийствами. В 2009 году точку в этом вопросе поставил отчет Американской психологической ассоциации (АРА).
И самое поразительное в том, что мы до сих пор живем внутри дискуссии об ЛГБТ.
Спорим об их праве заключать договора о гражданском партнерстве. Дискутируем о «порочности» однополых отношений. Рассуждаем об угрозах депопуляции, как будто процентная доля ЛГБТ-сообщества не является константой из поколения в поколение.
Мы продолжаем верить в «гей-пропаганду» и в то, что она способна переделать чужую идентичность. Рассуждаем об угрозах традиционным ценностям, хотя ЛГБТ сопутствовали нашему виду на протяжении всей эволюции. Ищем социальное там, где все объясняется биологией.
Конечно, отчасти наши заблуждения – дань времени.
В конце концов, не так уж и много времени прошло с момента появления научных исследований по этой теме. Тем более, что наша страна и вовсе была до недавнего времени исключена из европейской медицинской и общественной дискуссии.
Какие-то страны продолжают исповедовать гомофобию из-за религиозной традиции. Из-за того, что ищут в священных книгах не столько этику, сколько социальные предписания.
Но есть и еще один важный фактор для гомофобии. Мы живем в мире, который стремительно меняется. На наших глазах вымирают целые профессии и отрасли. Люди становятся не нужны там, где их заменяют машины. Социальные институты трещат под натиском технологий. И гендерная идентичность для современного человека становится чуть ли не последним островком его персональной идентичности.
Это его последний рубикон. Вокруг него бушует хаос. Он живет в калейдоскопе постоянно меняющегося мира. У него отбирают стабильность и прогнозируемость. Он ничего не может с этим поделать. И потому делает свою гетеросексуальность последним рубежом самоактуализации.
Борьба с ЛГБТ становится удобной повесткой для любого авторитарного режима. Потому что авторитарный режим обречен торговать прошлым и идеей возвращения в некое идеальное «вчера»
По этой же причине борьба с ЛГБТ становится удобной повесткой для любого авторитарного режима. Потому что авторитарный режим по природе своей обречен торговать прошлым и идеей возвращения в некое идеальное «вчера». Его повестка – это «стабильность», та самая, в которой нет места для ЛГБТ. Потому что сама идея равноправия ЛГБТ – это уже покушение на «стабильность» и «традицию».
Но в том и штука, что все это – лишь примета нашего времени.
Лет через сорок новые консерваторы станут говорить, что брак – это священный союз между мужчиной и мужчиной, мужчиной и женщиной, женщиной и женщиной, но никак не между человеком и андроидом. А ломать копья наши дети будут на тему биоинженерии, киборгов и неорганической жизни.
И если вас пугает идея, что мир меняется – придется огорчить. Он продолжит меняться. Со скоростью 60 минут в час. Чем быстрее мы это поймем – тем лучше.
Павел Казарин
