И мы не вместе. Не хотелось проводить линию раздела и противопоставлять, а приходится. Потому что времена грядут нешуточные. Не ровен час, все вернется на круги своя. Вы – в свои кухни, с фигой в кармане, осторожными шуточками со сцены и точно выверенной мерой разрешенного недовольства. Мы – в свои лагеря и тюрьмы, ссылки и психушки, в свою неуступчивость и презрение к насилию. Мы – это не только те, кто уже был там; это и новые поколения упрямых, нерасчетливых и свободных. Мы с вами были разными тогда, мы разные и теперь. Солженицын когда-то очень точно определил вас – образованщина.
Вы всегда знали, что можно и чего нельзя. Вы эту границу определяли шестым чувством советского человека. Мало кто из вас эту границу перешагнул, а немногие перешагнувшие выбывали из привычной жизни навсегда – кто на восток, кто на Запад. Потом, когда рухнул коммунизм и забрезжила свобода, вы сразу осмелели, заговорили громко, яростно, правильно – любо-дорого смотреть и слушать. Мы радовались, что нашего полку прибыло, что мы все стали сильнее и сможем изменить страну.
Но вот свежий ветер перемен стих и повеяло знакомой советской гнильцой. Снова цензура, политзаключенные, внесудебные расправы, захватнические войны. И где вы теперь, мастера перевоплощения? С кем вы, по какую сторону баррикад? Сколько из вас остались с нами? Вы теперь исправно ходите в Кремль за орденами и медалями, принимаете государственные премии и почетные звания. Вы послушны требованиям цензуры и вымарываете все, что может вызвать недовольство Роскомнадзора. Вы уже хорошо знаете, о чем говорить допустимо, а о чем нет. Какие можно ставить спектакли, снимать фильмы и устраивать концерты, а какие не стоит. Вы сидите в разнообразных советах при президенте и в министерствах. Вы согласовываете свои протесты с властью, изображая оппозицию, но по первому же звонку из администрации президента спешите туда, чтобы объясниться и доказать собственную незаменимость.
Вы привычно поете старую песню о пользе малых дел, потому что боитесь быть свободными. Вы и тогда боялись, когда мы сидели, а вы выслуживались молча или фрондировали под бдительным присмотром искусствоведов в штатском. Вы изображали бесстрашных вольнодумцев и героев воображаемых перемен. Вы замечательно острили со сцены по залитованным текстам, печатали в толстых литературных журналах свои прошедшие через цензуру произведения, снимали по заказам Госкино дозированно смелые кинокартины. И вы никогда не переступали грань, чтобы не лишиться кормушки.
Наверное, вы спросите меня, к кому я обращаюсь? Кому адресую свои упреки и обвинения? Это просто! Поглядите честно на свое прошлое и настоящее. Кем вы были при социализме, кем стали после него и что делаете ныне? Перед кем вы гнули спину прежде и насколько прямо стоите сейчас?
Скажу честно, меня подтолкнул к этому тексту недавний скандал. В ответ на общественное возмущение очередным лизоблюдством раздался дружный хор защитников гибкого позвоночника: да как вы смеете? Кто вы и кто он? Он всю жизнь острил, а вы молчали. Он гений, а вы никто. Один назвал шквал критики «вонью». Другой советовал: «На всякое быдло не обращайте внимания!» Третий вопрошал: «Где он и где вы?» Вам, может быть, и нельзя, а ему можно.
Поразительно! Вы в самом деле считаете себя великими, исключительными, культурной элитой? В самые трудные времена вы умело пресмыкались перед властью. Вы были карикатурным отражением зла, его тенью – остроумной, находчивой, даже одаренной, но тенью. Вы были хороши на фоне выжженной пустыни, где всем все было запрещено, а вам по высочайшему повелению кое-что разрешалось. И это предмет вашей вечной гордости? Это прощает вам все прошлые и будущие прегрешения?
Вы умеете себя прощать и оправдывать. В этом смысл вашего существования и залог вашей живучести. Вы прощали себе трусость раньше, потому что тогда было опасно. Вы прощаете себе продажность теперь, потому что это выгодно. Вы всегда найдете себе оправдание и с благородным видом, гордо и невозмутимо снова выйдете на панель.
Удачной вам работы на старом поприще!
