Общественное устройство под названием социализм, как оказалось к ужасу самих его создателей, могло держаться только на принуждении, на силе, на терроре и на лжи.
Какой, однако, трудной даже для не самого темного человека оказывается мысль, что все дело было именно в этом, а не в природном садизме советского комсостава!
Была и есть недалекость, прямолинейность советская – соответственно была и есть недалекость, прямолинейность антисоветская. Обе всё выпрямляют, огрубляют, упрощают, подводят себя и других к мысли о чьем-то злом умысле, к вопросу, кто виноват. Это, собственно, и есть тот единственный вопрос, который занимает человека, не склонного добираться до сути чего бы то ни было.
Когда была похерена частная собственность, стимулом к труду в СССР стал бич в буквальном смысле этого латинского слова: остроконечный дрын, которым древние римляне погоняли рабочую скотину. Я вчера написал об этом, кажется, яснее ясного, но в откликах, как и следовало ожидать, читаю: «Когда была сделана ставка на страх…». Ставку на страх – это я давно зарубил себе на носу - никто не делал. Наоборот, ставка делалась на высочайшую сознательность рабочих и крестьян, избавившихся, наконец, от эксплуататоров.
Между прочим, упоротые советские люди (чевенгурцы), а такие были и еще не все сплыли, понимали лучше антисоветчиков, причем, с самого начала, почему пришлось опираться на страх. Они объясняли отсутствие энтузиазма у рабочих крестьян их несознательностью.
Несовершенство, почти безнадежная испорченность человеческого материала, доставшегося Ленину и ленинцам от «мира эксплуатации человека человеком», до сих пор разрывает сердце не одного старого-престарого коммуниста. Подоспели и молодые…
Слова «сознательный» и «несознательный» - важнейшие в послереволюционном русском языке. Отчасти ту же работу сейчас выполняют слова «патриоты» и «не патриоты».