Почему нынешнее верноподданное недовольство русским госустройством и/или госуправлением обычно не переходит в отщепенство? Во-первых, ему страшновато. Во-вторых, оно понимает, что свержение царей чревато большими потрясениями и не считает это приемлемой платой за перемены, в благотворности которых, к тому же, сомневается. Как бы не стало хуже…
В-третьих, таким верноподданным не нравятся бунтовщики, бузотеры, крикуны и как типы, и как физлица, ибо многих из них знают лично. Раз, мол, это «Бесы» и полузнайки, сигающие по волнам «Взбаламученного моря», не подозревая, что плыть им «Некуда» – раз нет у них ни ума, ни знаний, ни чести, значит и дело, за которое они выступают, не стоит того, чтобы к нему присоединяться.
Смотреть на советских диссидентов как на бесов и бесенят русская кухонная общественность не решалась. В самиздате ходило, кажется, только одно нелестное и вместе с тем серьезное изображение той породы - роман Владимира Кормера. В послесоветское время ей досталось от Максима Кантора.
В наши дни верноподданные поносят участников московских протестных гуляний: мол, пустые, тщеславные, безответственные особи.
Обличители этих особей не готовы к одному вопросу, как не были готовы к нему и их предшественники всех времен и народов. «Ну, хорошо, эти гуляющие - вздорные люди. Так что, за это надо их, а заодно и миллионы, держать в едином строю под присмотром "Верных Русланов"?».
