Почему именно Франция: Дмитрий Быков

В голову бандита – особенно такого, который не дружит с головой – не больно-то влезешь. Поэтому на вопрос: «Почему Франция?» – единого ответа нет.

Особенно если рассматривать французский террор без почти неизбежной конспирологии. Почему она? Потому, что кажется слабым звеном в Европе, потому что там самое большое количество мигрантов, и на их тунеядство смотрят сквозь пальцы; директор Центра изучения стран Ближнего Востока и Центральной Азии, полковник, кстати, хоть и в отставке, Сергей Багдасаров уже сказал, что Франция расплачивается за собственную глупость.

Пособия огромные. Предместья Парижа кишат террористами. Запустили к себе в тыл и теперь раскаиваются! Ясно, что это месть не за бомбежки в Сирии, а за преступное головотяпство миграционных служб.

Есть, однако, и другие версии, которые, признаюсь, страшно читать. Мне-то, грешным делом, после французских терактов показалось, что Россия сейчас на фоне террористов станет почти другом, что Владимир Путин в очередной раз вышел сухим из воды – в данном случае из Новороссии, – предложит помощь и будет восторженно принят! Оказалось, ничего подобного. На встрече в Турции разговор об Украине возник, и предложенный Сергеем Марковым размен – признание Крыма в обмен на содействие в Сирии – остается несбыточной грезой. Больше того. В той самой Франции звучат голоса: теракты выгодны не столько ИГИЛ, сколько... России! И граждане РФ, согласно только что оглашенным подозрениям, в них даже участвовали! Потому что только России выгодно усиление французских крайне правых: вот сейчас французы образумятся, выгонят Олланда, выберут Марин Ле Пен – или даже скомпрометированного, но живучего Саркози, с которым у нашего руководства прекрасные отношения, – и у нас появится главный союзник в Европе Самый надежный.

Конспирологам, конечно, раздолье, и прислушиваться к ним я не советую. Но у них уже есть готовый ответ: почему Франция? Да потому, что только в этой стране у России есть непосредственные интересы. Крайне правые политики с хорошими шансами (симпатизируют Ле Пен не меньше 20 процентов избирателей, а сейчас, возможно, и больше). Так что если и устраивать, скажем так, давление на ситуацию – то исключительно здесь.

Я это все к тому, что 2014 год отнюдь не прошел даром. И что надежды на поспешную реинтеграцию России в Европу выглядят довольно грустно. Нас не только не приглашают бороться с ИГИЛ – нас кое-где уже считают тайными союзниками ИГИЛ, рассматривают в одном ряду. И даже если мы к любым упоминаниям ИГИЛ будем добавлять «организация, деятельность которой запрещена в России» – это не поможет нам отмыться от имиджа главной – или второй по значению – террористической угрозы. И Марин Ле Пен скорей всего никуда не изберут именно потому, что она так нравится нам.

Вот вам и слабая Франция, внутреннюю силу которой авторитарии традиционно недооценивают. Они думают, что, если люди любят вино, сыр, карикатуры и свободу, так у них и полиция плохо работает. А она работает хорошо, как и везде, где любят свободу и не любят злых дураков.