17 сентября 1939 года по предварительной договоренности с Гитлером Сталин ввел Красную Армию в Польшу, торопясь получить причитающееся СССР по пакту Молотова - Риббентропа. В советской историографии это называлось "Освободительный поход Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину". Теперь официальные российские историки предпочитают именовать эти события менее пафосно - "Польский поход Красной Армии 1939 года" (в нацистской Германии война против Польши также официально именовалась "Польским походом").
На самом деле это была ничем не спровоцированная агрессия и настоящий удар в спину польской армии, мужественно сражавшейся против превосходящих германских сил. К моменту вторжения Красной Армии польские войска уже были разбиты. Немцы стояли у Бреста и Львова. Но поляки продолжали оборону Варшавы и еще нескольких окруженных крепостей. Остатки же польской армии готовились дать последний бой в Восточной Польше, куда как раз и вторглись советские войска.
Для обоснования этого вторжения Москвой был выдвинут тезис о том, что польское государство фактически перестало существовать, а польское правительство покинуло страну. Это была откровенная ложь. Правительство и командование польской армии все еще находились на польской территории, хотя и вынуждены были покинуть столицу. В Румынию им пришлось уйти только два дня спустя, как раз из опасения попасть в руки советских войск. А примерно половина польской территории, лежавшая к востоку от Бреста, еще не была оккупирована немцами. Ее-то как раз и заняла Красная Армия, сделав продолжение сопротивления немцам невозможным.
Польское правительство, сознавая безнадежность положения, не стало объявлять войну СССР, а польское командование приказало уцелевшим войскам пробиваться за границу - в Румынию, Венгрию, Литву и Латвию. В бой с советскими войсками разрешалось вступать только в случае их нападения на поляков и попыток разоружить польские части.
И тогда, и сейчас в Москве факт отсутствия формального состояния войны между СССР и Польшей используют как доказательство того, что никакой агрессии Советского Союза против Польши не было. Но в действительности для признания тех или иных действий агрессией не требуется факта объявления войны. В марте 1938 года Германия захватила Австрию, в марте 1939 года - Чехословакию, а в апреле 1940 года - Данию. Ни одна из сторон войну не объявляла, что не мешает мировому сообществу считать все эти случаи неспровоцированной агрессией со стороны нацистской Германии. Точно так же, напав на Финляндию в ноябре 1939 года, Советский Союз так и не объявил ей войну. Тем не менее за агрессию против Финляндии он был исключен из Лиги наций.
Накануне 80-летия вторжения советских войск в Восточную Польшу Министерство обороны России опубликовало рассекреченные документы, призванные доказать, какое счастье принесла Красная Армия в Западную Белоруссию и Западную Украину. В служебной записке начальника Генштаба РККА Бориса Шапошникова Народному комиссару обороны СССР Клименту Ворошилову от 24 марта 1938 года утверждалось, что "Советскому Союзу нужно быть готовым к борьбе на два фронта: на западе против Германии-Польши и частично против Италии с возможным присоединением к ним лимитрофов, и на востоке против Японии". На самом деле это умозаключение будущего маршала не имело ничего общего с геополитической реальностью 1938-1939 годов. Япония увязла в войне с Китаем и до ее завершения нападать на СССР не собиралась. Польша же начиная с 1934 года своим главным потенциальным противником считала Германию (ранее в этом качестве фигурировал СССР), так что ни о каком германо-польском союзе не могло быть и речи. Этот союз родился и существовал исключительно в воображении советского Генерального штаба.
Дело в том, что до 1934 года Польша считалась главным советским противником на Западном театре. В 1923 и 1932 годах в Кремле всерьез рассматривали возможность нападения на Польшу: в первом случае - чтобы прийти на помощь германской революции, во втором - чтобы во взаимодействии со 100-тысячным германским рейхсвером ликвидировать "уродливое детище Версальского договора". Но осенью 23-го германская революция, которую готовили большевики с помощью Коминтерна, не состоялась. А в 32-м германское правительство побоялось ликвидировать "польский буфер", так как тогда осталось бы один на один с миллионной Красной Армией. С 1935 года в Москве начали рассматривать стремительно вооружавшуюся Германию в качестве главного противника. Но чтобы напасть на нее, требовалось пройти через Польшу. Теория о союзе Германии и Польши давала хороший предлог для вторжения в подходящий момент Красной Армии на польскую территорию "в превентивных целях".
Другие же рассекреченные документы - это сообщения, направленные Сталину во время поездки по Западной Украине начальником Политического управления Красной армии Львом Мехлисом. Из них явствует, естественно, что народ с великой радостью и любовью встречает своих освободителей - вольную армию усатого батьки Сталина. В действительности отношение "освобождаемых" к "освободителям" было далеко не столь однозначным. В Западной Белоруссии, включая Виленский коридор, преобладали поляки и белорусы-католики. Все они были вполне лояльны Польскому государству и приход Красной Армии встретили без восторга. После нападения Гитлера на СССР и поляки, и белорусы-католики состояли в партизанских отрядах польской Армии Крайовой, а когда Западную Белоруссию вновь заняли советские войска, все они стремились служить в Войске Польском, а не в Красной Армии. Попытка заставить белорусов-католиков служить в Красной Армии привела в марте 1945 года к восстанию в Бобруйске.
В Западной Украине ситуация была иной. Здесь украинское большинство населения поддерживало Организацию украинских националистов, враждебную как польскому, так и советскому государству. Украинско-польские отношения были весьма напряженными, что вылилось в Волынскую резню поляков в 1943-1944 годах. Но в красноармейцах украинцы Западной Украины в 39-м освободителей не видели. Вот евреи Восточной Польши, к которым враждебно относилась значительная часть как поляков, так и украинцев и белорусов, действительно видели в советских войсках освободителей и спасителей от гитлеровского геноцида. Но последний расчет, к несчастью, не оправдался. После 22 июня 1941 года вермахт занял бывшую Восточную Польшу за считанные дни, и почти никому из местных евреев не удалось спастись.
В заключение надо отметить, что те преступления, которыми Красная Армия печально прославилась в Восточной Европе в 1944-1945 годах, начались еще в Восточной Польше осенью 39-го. Здесь речь идет не о всемирно известном Катынском расстреле, а, так сказать, о повседневных преступлениях красноармейцев против польских военнослужащих и гражданских лиц. Так, возглавлявший оборону Львова генерал Владислав Лангер подписал с советским командованием протокол о передаче города Красной Армии, согласно которому польским офицерам предоставляли беспрепятственный выход к границам Румынии и Венгрии. Вместо этого все они были арестованы и отправлены в лагерь в Старобельске, а потом расстреляны. В Гродно, где местный гарнизон оказал сопротивление, уже после его прекращения было убито около 300 человек - военных и гражданских лиц, в том числе подростков-скаутов. Особенно охотно убивали польских помещиков, поселенцев-осадников и представителей польской интеллигенции и духовенства. Командование Украинского фронта предоставило местному украинскому населению 24 часа на то, чтобы расправляться с поляками без суда и следствия. Грабежи были обычным делом. А командующий фронтом Семен Тимошенко призвал в обращении к войскам "бить" польских офицеров и генералов.
Всего красноармейцы убили тогда в Восточной Польше не менее 2500 польских пленных и несколько сот гражданских лиц. Один из очевидцев резни в галицийском городе Рогатине свидетельствовал: "Советские войска вошли около четырех часов дня и сразу приступили к жестокой резне и зверским издевательствам над жертвами. Убивали не только полицейских и военных, но и так называемых "буржуев", в том числе женщин и детей".
Впоследствии никто из виновных не понес ответственности. Военная прокуратура России уже в 2003 году отказалась содействовать польской стороне в расследовании этих преступлений, будто бы из-за истечения срока давности, хотя согласно международному праву преступления такого рода срока давности не имеют.
Борис Соколов