Не проходит дня, чтобы не вспомнилось мне высказывание Стейнбека («Путешествие с Чарли в поисках Америки») о политических спорах в американских семьях– что нет ничего более яростного, изнурительного, вгоняющего в тоску.
Вот мать и сын.
Сыну около шестидесяти лет, украинский подполковник-артиллерист в отставке. Примечательно худой человек с бледным лицом. Примечательно потому, что в его возрасте здесь уже полагается быть заметно толще.
В 2014 году и какое-то время после еще служил, о чем не может говорить спокойно.
Под его началом был оружейный склад части.
- Вы знаете, что такое, например, миномет? Это кусок железа в виде трубы. По бумаге вы получили что-то новое, даже иностранное. А на деле – советская труба, покрытая свежей краской, чтобы не видно было ржавчины. С несчастного украинского государства за неё содраны бешеные деньги. Кому они пошли? Тем, кому позволил ваш Порошенко. И так что ни возьми. Как я не повесился среди его металлолома, не знаю.
Порошенко – предыдущий президент Украины. «Ваш» слышу от каждого и особенно от каждой, голосовавших против него. Друг подполковника, познакомивший нас, голосовал, кстати, за него, обдуманно учтя все за и против.
Политические разногласия этим двум мужчинам дружить не мешают, а вот с матерью у подполковника далеко не все так благостно.
Её 86-й год, живет одна, не пользуется ничьей помощью, не толстая и не сгорбленная, не знается с врачами, не ходит по аптекам, пресекает всякие, особенно женские, разговоры о здоровье. В советское время долго была на руководящей работе в общепите, не крала сама и не позволяла, насколько могла, красть другим.
Такие, как она, тогда были везде, не только в общепите, и было их больше, чем можно думать. Не каждого и не каждую из них окружению удавалось выжить – орешки были крепкие.
Надо ли говорить, что такая женщина просто должна была считать себя кристальной коммунисткой – и выставляла это в назидание всем, кто был рядом. А втайне – и тем, что были в Кремле.
После распада СССР она осталась верной присяге – так выражалась в упрек сыну, который свою присягу нарушил сразу и бесповоротно – стал, по её слову, бандеровцем. Обоих это тридцать лет изнуряло, но и держало, как я понял по нему, в тонусе.
После первого – в феврале этого года - сидения в подвале она ничего никому не сказала, после второго – тоже, а после третьего позвонила сыну и закричала:
- Он что, с ума сошел?!
Это – о Путине.
Сын ответил, что ей должно быть лучше знать, что с её любимцем.
-Хоть ты мне и сын, а злопамятный, - сказала она немного тише.
=========================
Тщательно и настырно, как человека, изнутри знающего, что и как, я расспрашивал его о том, что меня интересовало больше всего: почему украинская армия воюет лучше, чем можно было ожидать.
В итоге его объяснения уложились в три пункта.
Пункт первый: дух войска и, что немаловажно, населения. Подполковник употребил именно это слово Льва Толстого, который тоже ставил его на первое место. Дух.
Вторым пунктом стало нечто такое, о чем у Толстого нет ничего. В украинской армии, сказал подполковник, в отношениях старших и младших, командного и рядового составов больше уважения к личности; они видят друг в друге людей. Слово «личность» прозвучало с напором.
- Больше, чем в русской армии? – уточнил я.
- Нет. Больше, чем в советской, которую сам прошел. За теперешнюю русскую говорить не буду. Не имею своего опыта.
Третий пункт – высшее командование. Оно оказалось не до конца сгнившим. На самом верху и чуть ниже обнаружился нет, не костяк, а костячок настоящих военных. Это люди без деляческой жилки. Их, видимо, с самого начала их службы не интересовала нажива. Ну, и халтурная жизнь вообще. Их очень мало, а могло не быть вовсе, если учесть, каким было большинство. Но сама по себе их порядочность не значила бы ничего, а могла бы даже вредить, если бы у этих людей не было интереса к военному делу.
- Интерес и способности не всегда совпадают, - сказал я. - Откуда они взялись, люди с таким совпадением?
- Этого я не знаю. Повезло Украине, - ответил он.
По крови он русский, в раннем детстве оказался вместе с родителями в Украине, где-то с четвертого класса ему понравилось считать себя украинцем. Станет ли, наконец, считать себя украинкой и его мать после этих бомбежек, теперь покажет время, говорит он.
