Евгений Халдей – автор знаменитого кадра «Знамя Победы над Рейхстагом». Он же снимал Потсдамскую и Парижскую конференции, был свидетелем на Нюрнбергском процессе. После войны он был уволен отовсюду как еврей, а в 90-х годах потерял свой архив, который вывез в США сын его фронтового товарища. Дочь фотографа Анна Халдей в интервью Jewish.ru рассказала, что на днях ей удалось вернуть работы отца, а также вспомнила, как он пережил погром 1918 года в Донецке и что чувствовал, оставшись за бортом по «пятому пункту».
Во время еврейского погрома в марте 1918 года мать вашего отца была убита, а сам он получил пулевое ранение в грудь, будучи годовалым ребёнком. Как это произошло и кто его спас?
– Они жили в Юзовке – это нынешний Донецк. Семья держала бакалейную лавочку. Это было накануне еврейского Пейсаха – они готовились к празднику. Лавка сообщалась с домом. В первой комнате были мой годовалый отец на руках матери и двое старших детей: сестра Фрида и брат Алексей. Дальше в доме были дед, подруга матери и нянька. А папин отец Ананий находился в лавке. Там же были два покупателя – городские жители, соседи, они купили папиросы и ушли. Он закрыл за ними дверь на щеколду, а через время в неё снова постучали. Он открыл и увидел тех же соседей – один был с обрезом, второй с ножом. Папин отец получил по голове и упал. Это его и спасло. Они перешагнули через него и вошли в дом. Один из убийц выстрелил в мать моего отца. Пуля попала ей в спину, но на выходе прошла в тело маленького отца, задела лёгкое и застряла между рёбер. Старшим детям чудом удалось спрятаться, а всех остальных, кто был в доме, зарезали. Остался дневник папиного отца, где всё это описано. Дед в итоге и выходил моего отца, а через какое-то время женился ещё раз, и у отца появились три сводные сестры. Судьба деда и этих его дочерей сложилась трагически. В самом начале войны жителей Сталино отправили копать окопы. Ананий уже был старым и ждал дочерей с работ, чтобы уехать вместе. К моменту возвращения девочек фашисты заняли город. Их выдал кто-то из соседей как еврейскую семью, и всех забрали прямо из дома. Застрелили и тела сбросили в шахту.
– Да, конечно, его еще в 1936 году 19-летним мальчишкой приняли на работу фотографом в «Союзфото». Все вообще как начиналось. Отец работал с 12 лет – чистил паровозные топки и помогал кормить семью. Изредка он покупал себе «Огонёк» – уже в те годы журнал был хорошо иллюстрирован, и фотографии зачаровывали отца. Рядом с его работой было ателье братьев Клейманов, и отец устроился туда подмастерьем, внештатно, в свободное от основной работы время. Разводил растворы, бегал на посылках, получал подзатыльники и первые уроки мастерства. Свой первый фотоаппарат он сделал сам из картонной коробки, старых очков своей бабушки, зеркал и стеклянных пластинок. Устройство было даже со вспышкой – коробочкой из-под ваксы, куда был засыпан магний. В 1931 году отец снял свою первую фотографию – это был потрясающей красоты Свято-Преображенский собор в Сталино. Второй снимок был сделан совсем скоро, когда тот же собор взорвали. В 1932 году отца взяли работать на Донбасс в агитбригаду – он ездил, снимал, выпускал стенгазету. Стал отправлять свои первые фотографии в «Союзфото», за что ему платили по пять рублей. Тогда он в рассрочку купил себе первый фотоаппарат, по-моему, это был «Фотокор-1». В 1936 году его отметили как мастера и пригласили в Москву. В 1937-1938 годах он служил в Карелии, где продолжил снимать. Оттуда у него есть небольшие серии «Карелия» и «Пограничники Тянь-Шаня». Потом с фотографии, на которой Молотов объявляет о начале войны, началась серия его военных работ.
– Официально героями этого фото были Кантария, Егоров и Самсонов, именно они и подняли знамя над павшим Берлином. Просто никто не заснял их в этот момент для документального подтверждения. Отец рассказывал мне, что флагов на самом деле было много, разных размеров и форм, вплоть до маленьких красных тряпочек – все, кто там находился, начиная от солдат и заканчивая генералами, хотели водрузить свой флаг над Рейхстагом. Но на его знаменитой фотографии всего три солдата. Первый – это киевлянин Алексей Ковалёв, второй – дагестанец Абдул-Хаким Исмаилов, третий – Леонид Горычев из Белоруссии, вот такая интернациональная бригада. Их имена после войны нигде не всплывали. Только в 1995 году, к 50-летию Дня Победы, все участники были найдены. Отец встретился тогда с Ковалевым, и они стали крепко дружить.
Фотокорреспондент, всю войну прошедший как представитель ТАСС, снявший знаменитое водружение флага над Рейхстагом, Потсдамскую и Парижскую конференции, после войны был уволен с формулировкой о профнепригодности?
– Пятый пункт. И никакие заслуги не могли на это повлиять. 90 процентов тогдашних фотокорреспондентов были евреями, я знала и помню до сих пор многих из них, всё это были удивительные, уникальные люди. Из «Фотохроники» вместе с ним уволили ещё пять человек. У меня сохранился протокол, где написано, что «у Халдея от успехов закружилась голова, понизился культурный и интеллектуальный уровень» и что «он больше не может представлять фотохронику ТАСС и быть ее корреспондентом».
Как архив вашего отца оказался в Америке?
– У папы был военный товарищ по фамилии Каспиев, они с отцом очень дружили. После смерти Каспиева его сын Калман переехал в Москву, и отец помогал ему устроиться. Он стал близким другом нашей семьи, у нас были практически братские отношения. В конце 70-х годов он эмигрировал в Америку и как-то исчез из нашего поля зрения, а папа тем временем продолжал работать. Наступили 90-е годы – период забвения для всей страны – папа лишился работы, остался с пенсией примерно в 30 долларов, у него случился инфаркт, затем потребовалась операция, денег у нас не было. В 1994 году в Москву приехал немецкий фотограф Эрнст Фоланд и заинтересовался работами отца. Он издал первую книгу об отце в Германии, стал делать выставки по всему миру. И люди начали проявлять интерес, только не у нас, а в Европе: Голландия, Италия, Франция, Германия – везде собирали толпы зрителей. Немцы, нужно отдать им должное, особенно заинтересовались этой темой, снимали фильмы, даже возили отца в Германию.
– В какой-то момент Каспиев стал уходить в подполье. В 1999 году я полетела в Нью-Йорк, чтобы с ним встретиться – уже понимала, что он ведёт себя некорректно. Всю неделю, что я была в Нью-Йорке, он от меня прятался. Из 260 фотографий он привёз в итоге штук 20 и начал врать по поводу остального. Я улетела ни с чем. А через несколько месяцев после этого мне позвонил нью-йоркский адвокат Дэниел Ротштейн – он работал тогда в Москве, каким-то чудом сам достал мой номер телефона и просто сказал: «Вам нужна моя помощь!» В итоге он 15 лет помогал мне отстоять права на архив отца. Только благодаря ему мы и выиграли – он работал абсолютно бескорыстно, исключительно из уважения к памяти отца. Я сама ещё семь раз летала в Америку, присутствовала на всех судебных заседаниях, на перекрестных допросах с синхронными переводчиками, это был ад! Каспиев менял показания, условия, требовал денег, одним словом, вёл себя ужасно. И вот только спустя 20 лет со дня папиного ухода и 15 лет судебных разбирательств архивы вновь оказались в России. Позавчера я прилетела домой с победой, привезла негативы и где-то с десяток фотографий, негативы которых не сохранились. Я теперь разбираю негативы, обнаруживаю кадры, которые считала безвозвратно утраченными, и это большое счастье. Многие из возвращенных фотографий будут на выставке, которую мы устроим в Московском доме фотографии 3 апреля, в честь 100-летия со дня рождения моего отца.
Алена Городецкая
