(Отрывок из романа "Фото на память", герой которого на двух континентах в одиночку расследует гибель своей семьи в Боинге над Донбассом. Роман, основанный на реальных событиях, выходит в мае в Киеве и в августе в Москве. Приведенный отрывок - реальная история, как и большинство эпизодов в романе)
Ополченец Иван Рыльников – коротконогий мужичок, от горшка два вершка, с бычьими глазами навыкате и в новенькой зеленой форме не по размеру – сам не мог понять, как так получилось,с какого такого бодуна он взял все и выложил этой рыжей бабенке, слово за слово, хреном по столу. Даже в ментовке в таких деталях не рассказывал.
Они сидели прямо на траве под боярышником на самом краю поля. Мертвых увезли, но все равно было приказано никого на поле не пускать, пока не соберут и не увезут все железки. Однако уже в первый день местные ухитрились разобрать полсамолета и вывезти на металлолом. Потом приехал Дедер, обложил стоявших в оцеплении «х...ями» и погнал половину личного состава в пункт приема лома – «вернуть, б...дь, все железяки взад, как былО». Остальным было категорически приказано никого из местных на поле больше не пускать. Больше не пускали.
Рыльников настоялся на жаре и был счастлив посидеть в тени, попить водички и поболтать с красивой девчонкой-иностранкой. Правда, немного напрягало то, что, разговаривая, ему приходилось задирать голову, но сидя разница в росте была не так заметна, как стоя. Джейн отдала ополченцу свою вторую бутылку и изображала максимально возможное внимание к его нехитрой истории. Этим репортерским искусством она владела безупречно.
– Я таксовал в Питере, ишачил, по ходу, на компанию «Дилижанс». – Рыльников сидел, широко расставив ноги и потягивая воду из подаренной ему Джейн бутылки. – Получаю заказ: отвезти деда восьмидесятилетнего на дачу в поселок под Карголово. Февраль – лютый, как хохлы говорят. Холодрыга, по ходу. Темень непролазная. У меня еще «Яндекс навигатор» глючит, фигню всякую показывает. Короче, везу я деда на эту дачу. Бензин на нуле. Найти не могу. Потом вдруг навигатор определяет место. Я говорю деду: «Приехали». Он расплатился, вылезает. Темень кругом. Дома какие-то рядом. Я уехал. Ночью дочка этого деда шум подняла. Он, типа, на дачу не доехал. Спрашивает диспетчера, кто его вез. А та, по ходу, провтыкала. После пересменки, типа. Короче, вместо того чтобы позвонить напарнице, поискать и мне позвонить, она протупила. Мол, не знаю, звоните завтра утром. Короче, утром семья через ментов вышла на директора нашего, Шарипова Ревзана Ревзановича. Меня, по ходу, отыскали. Поехали туда с ментами. Ну, на место, где высадил, значит. Дед, по ходу, замерз. Нашли его недалеко. В снегу. Поселок нежилой оказался. Ну, зимой не живет там никто, походу. А я знал? Ошиблись мы с поселком. Этот навигатор гребаный…И еще диспетчерша, эта дура тупая. Короче, я один во всем виноват. А что я? Мне сказали, я привез. По навигатору. Если б дочка сразу спохватилась, да диспетчерша не протупила, я бы приехал, отыскал его, и дед живой бы остался. А теперь я, по ходу, виноватый. Оставление в опасности, типа. Статья у них такая есть. Шарипов с диспетчерами-падлами – в шоколаде, а мне, значит, в тюрьму?
– Ужасный случай. Я вас понимаю, – Джейн записывала на айфон и одновременно огрызком карандаша в блокнотик. – Так вас сюда вместо тюрьмы послали?
– Смеетесь? Я под подпиской. Следствие, походу, фуйня-муйня. А тут Сашка, друг брата, уезжает на Донбасс на войну. Я ему говорю: «Я бы поехал, да паспорта заграничного нет». Он говорит: «Да не надо там паспорт заграничный». Мол, по ходу, границы больше нет. Один общий русский мир. Платят сто тысяч в месяц. На всем готовом. За свои – только до Ростова доехать. Ну, я собрался и поехал с ним. А чего мне собирать – только подпоясаться. Следователю в мае позвонил отсюда. Мол, простите, все такое. Не сбежал. В армию забрали. А он мне: «Какую, на хрен, армию? Ты ж служил уже!» А я ему – мол, на Донбасс. За родину, по ходу, за Путина. Он не стал наезжать. Говорит: «Вернешься, дай знать». И все. Вот воюю здесь уже три месяца как. Деньги платят. Не сто тыщ, конечно, как обещали, но больше, чем в такси. Может, вернусь с войны, мне скидка будет.
– Что будет?
– Скидка. Ну, по ходу, в положение войдут. Герой, типа, и все такое. Примут. Во внимание, по ходу. На суде. Нет?
– В этом смысле, да, понимаю. А если вас убьют?
– Ну, убьют, так убьют. Тогда уж никакого суда точно не будет.
– А как же семья? У вас дети есть?
– Есть, да, походу. Дочка. Шесть лет. Жена – инвалид по зрению. Не работает. На пособии.
– А что с ними тогда будет?
– Ну, я им деньги посылаю. Больше, чем за два года в такси, вышло. А убьют… Что ж… Тюрьма лучше, что ли?
– Понятно. Вы в боях участвовали?
– Да, в Авдеевке рубеж держали. Две недели на передовой. Хреновато приходилось. У них профессионалы: поляки, канадцы, негры. Оружие американское.
– Вы лично негров видели? Или поляков?
– Сам – нет. Ребята рассказывали. Одного в плен взяли. Отстреливался до конца, пока, по ходу, патроны не кончились. Потом четверо наших его скрутили. Здоровый, черт. Но белый. Не негр. Говорили, хохол из этой… как ее… из Магнитобы. Это где, не знаете?
– В Канаде.
– Ну вот! Я ж и говорю.
– Понятно. А кто, по вашему мнению, сбил самолет?
– Да тут и без мнения все ясно. Пиндосы, походу, и сбили. У нас таких пушек нема.
