Поэт, переводчик, литературовед, общественный деятель. Автор поэтических сборников «Круговерть» (1964 г.), «Зимние деревья» (1968-1970 гг.), «Веселый погост» (1970-1971 гг.), «Время творчества — Dichtenzeit» (1972 г.), «Палимсесты» (1972-1980 гг., в нескольких редакциях) и прижизненного сборника избранного из «Палимсестов» — «Свеча в зеркале». Переводил И. Гете, Р. Рильке, И. Бахманн, П. Делана, Р. Киплинга, Ф. Г. Лорку, А. Рембо и др. Его собственные произведения были переведены на английский, французский, португальский, польский, немецкий, русский и другие языки. С 1978 г. Василь Стус являлся почетным членом английского Пен-клуба, лауреатом премии «The Poetry International Award» (Роттердам, 1982 г.), Государственной премии им. Т. Шевченко (1989 г.)
Каждое его суждение, каждое размышление, оценка, впечатление имеют для нас сегодня и для будущего огромную ценность. Он воплотил в себе самые благородные черты гражданина, украинского поэта XX века. Был честен перед собой, перед литературой, перед своим народом. А честным может быть только добрый человек.
Василь Стус родился в Сочельник — 6 января 1938 г. — в живописи і Рахновке на Винничине (по паспорту — 8 января, потому что мама, Илина Стус, решила не раздражать власть совпадением даты рождения с днем большого религиозного праздника). Дочь богатого-крестьянина, она через всю жизнь пронесла враждебность к советской власти. Дед Василя долго не хотел «добровольно» вступать в колхоз, предпочитая платить грабительские налоги. Весь свой немалый доход семья окончательно утратила в 1931-1933 годах. В 1936-1937 годах, когда давление на богатых крестьян стало невыносимым, Семен Стус (отец поэта) стал искать возможности вырваться в город, дабы избавиться от унизительного крепостного состояния украинского крестьянина. Ему удалось устроиться на один из химзаводов города Сталино (ныне Донецк).
Первое впечатление маленького Василька от донецкого барака — глумление над сельскими традициями его семьи, высмеивание их языка. «Помню, как смеялись женщины донецкого барака, когда я ходил в длинной рубашечке: «эту рубашечку мне бабуля сшила с карманчиком», — говорил я, а им было почему-то смешно». О своем детстве поэт пишет, что оно было счастливым. «Самый большой след в душе от маминой колыбельной «Ой люли-люли, мое дитя». Шевченко над колыбелью — это не забывается...» В сентябре 1944 г. Шестилетний Василь пошел в школу. Но школа не захватывала. Впоследствии в автобиографии он так охарактеризовал период ученичества: «...учеба о школе отвращала. Во-первых, чужеземная, а во-вторых — глупая. Чем быстрее забудешь школу, тем лучше».
В тяжелые послевоенные годы семья Стусов бедствовала, кроме того, остро ощущалось противоречие между реальной жизнью денационализированного Донбасса и жизнью семьи Стусов, не желавшей отречься от традиций, языка предков, религиозности. Все это обрекало их на положение «белых ворон». Именно в эти годы случился первый спонтанный протест Стуса против унижения его родных, против беспредела государства-монстра: «Помню, как в 1951 году я ездил в село к бабушке. Собирал колоски на стерне. За мной гнался объездчик — я удирал, а он — верхом на коне — догнал меня и стал вырывать торбочку, а я кусал его гадкие красные руки. И такая злость была во Мне, что я отобрал торбу». Очень рано, благодаря маминой позиции и отцовской любви, Василь Стус осознал: человек — ничто без своих родителей, семьи, земли, края. И даже когда весь мир против, ты должен отстаивать свое родное, национальное. Даже если ради этого придется противопоставить себя существующим порядкам. Ведь бабушка попросила собрать колоски, потому что бедствовала, потому что заработанных трудодней не хватало на человеческую жизнь, а значит, кто-то должен был её защитить.
Уже в школьные годы Стусу становится близкой идея жизни по максимуму, когда готов отвечать за каждое свое слово и поступок. Он вспоминал: «Еще в школе я каждый день устраивал себе исповедь: что за день сделал доброго, что плохого». Окончив школу с серебряной медалью, Василь делает попытку поступить на факультет журналистики Киевского государственного университета. Однако у него отказались даже принять документы — не хватало одного года, поскольку он на год раньше пошел в школу. В отчаянии он вернулся в Сталино и без экзаменов поступил на историко-философский факультет местного пединститута. В институте была литературная студия (руководитель — Тимофей Духовный), помогавшая противостоять русскоязычной среде. Настойчивому и трудолюбивому студенту начали давать книги из собственных библиотек некоторые преподаватели. Так Стус получил возможность познакомиться с ранними произведениями Павла Тычины и Максима Рыльского, творчеством запрещенных тогда Михаила Семенка и Николая Зерова, Владимира Свидзинского и Аркадия Любченко, Тодося Осьмачки и Михаила Драй-Хмары. Чрезвычайно важным для понимания реальной картины украинской литературы было и знакомство с произведениями Хвылевого, Подмогильного, Винниченко, Кулиша. Все это стало возможным благодаря относительной снисходительности советских карательных органов к студентам-украинцам в русифицированном Донецке.
Именно в эти годы появляются первые стихи, первые публикации Стуса. На последнем курсе института состоялся дебют поэта в «Литературной газете» (сейчас «Литературна Украина»). Три стихотворения были опубликованы 22 ноября 1959 г., с предисловием А. Малышко, что выглядело многообещающе.
Окончив с красным дипломом институт, Василь Стус, чтобы дать возможность однокурснице остаться в Донецке, едет работать учителем украинского языка и литературы в школу села Таужное вблизи Гайворона на Кировоградщине. «Там оттаял душой, освободился от студенческого аскетизма», — пишет Стус об этом времени. Он действительно рвался в те края. Решил перед призывом в армию подышать воздухом настоящей украинской стихии на границе Кировоградщины и Винничины. А уже в октябре 1959 г. поэта призвали в армию. Служить пришлось на Южном Урале, за 400-500 км от Кучино, где впоследствии оборвался его земной путь. На Урале он потерял фалангу безымянного пальца, после чего уже никогда не мог играть на гитаре. Бездумная тупость и однообразие армейской жизни укрепили в Стусе неприятие системы, которую он должен был защищать. «Стихи, конечно, почти не писались, поскольку на плечах — погоны», — вспоминал поэт в «Двух словах читателю».
В 1961 г. Стус возвращается на Донбасс и идет преподавать украинский язык и литературу в школу №23 города Горловка. Но работает там. лишь год, ибо быстро понимает: «чтобы преподавать украинский язык в донбасской среде, нужно иметь какие-то моральные травмы». Ученики откровенно не желали изучать этот предмет, а их родители стыдились языка и писали заявления с требованием освободить их чад от изучения украинского языка и литературы. Василий Стус решил оставить школу и готовиться к «прорыву» в аспирантуру, так как считал, что «при ситуации, сложившейся в Украине, только наука и высокая литература могут если не помочь, то, по крайней мере, стать памятником, который бы свидетельствовал, что и здесь были люди».
С марта 1963 г. поэт работает литредактором в газете «Социалистический Донбасс». Но уже в сентябре, после успешной сдачи экзаменов, Стус — аспирант Института литературы АН УССР им. Т. Шевченко. Тема его диссертации — «Источники эмоциональности художественного произведения (на материале современной прозы)».
Писатель и близкий товарищ В. Стуса Юрий Покальчук вспоминает: «Литературная среда Украины 60-х годов, несмотря на либеральность хрущевской оттепели, не слишком гостеприимно приняла упрямого, бескомпромиссного, молодого донбасского поэта. Может, немного поздно попал он в Киев,., потому что те, кто стал «шестидесятниками», проскочили уже три-четыре года назад в шеренгу избранных, затем дверь закрылась и для Украины настали тяжелые времена».
Встреча в декабре 1963 г. и стремительное сближение с Иваном Светличным, который в то время занимал должность ответственного секретаря журнала «Советское литературоведение», можно сказать, ввели Василя в круг «шестидесятников» — среду творческой украинской интеллигенции, жившей теми же болями и надеждами, что и он. Вокруг Светличного на протяжении 1964-1965 гг. объединились Людмила Семикина, Иван Дзюба, Галина Севрук, Вячеслав Черновол, Алла Горская, Николай Холодный, Лесь Танюк, Лина Костенко, Роман Корогодский, Михайлина Коцюбинская, Борис Антоненко-Давидович, приезжали братья Горени, Панас Заливаха. Через несколько месяцев Василь Стус стал в этой среде своим, а она оказалась тем жизнеутверждающим гумусом, в котором созревал и начал реализовываться его талант.
Летом 1965 г. начались аресты в среде украинской интеллигенции. 4 сентября, на премьере фильма С. Параджанова «Тени забытых предков» а кинотеатре «Украина», В. Стус присоединился к организованному протесту против этих арестов. Под рев сирены, глушившей слова И. Дзюбы «Кто против тирании — встаньте!», 30-40 людей в зале, преодолевая страх, все же встали. А через несколько дней поэт был отчислен из аспирантуры «за систематическое нарушение норм поведения аспирантов и сотрудников научного учреждения». «Пусть это останется на вашей гражданской и партийной совести», — черкнул он на приказе об отчислении из аспирантуры Института литературы. С этого времени поэт на разных работах: то в строительной бригаде, то кочегаром, то на строительстве метро, то младшим, а со временем старшим научным сотрудником Государственного исторического архива Украины, то редактором в отделе технической информации Министерства строительства. Но нигде долго не задерживался — на нем стояло клеймо неблагонадежного.
В декабре 1965 г., не имея постоянной работы и киевской прописки, Василь Стус женится на Валентине Попелюх — женщине, которая в его поэзии выступает в образе верной хранительницы, той, что верит в правоту каждого поступка Стуса, даже без понимания мотивов его действий.
В литературном творчестве этого периода больше разочарований, чем успехов. В середине 1964 г. поэт сдает в издательство «Молодь» сборник «Круговерть», но сразу же после его отчисления из аспирантуры уже готовый набор рассыпают. Следующий сборник, «Зимние деревья», также осел в издательстве. В 1970 г. книга вышла в Бельгии, после чего Стус окончательно стал изгоем системы.
На несколько лет он оставляет поэзию, переключившись на написание критических работ («Феномен эпохи», посвящена творчеству П. Тычины; «Исчезающий расцвет» — В. Свидзинскому), занимается переводом на украинский,язык поэта своей жизни — И. В. Гете. В это время Стус также активно протестует против реставрации культа личности, политики денационализации, ограничения свободы слова. Известны его открытые письма в президиум Союза писателей в защиту В. Черновола (конец 1968 г.) в связи с опубликованной в «Литературной Украине» клеветнической статьей О. Полторацкого «Кого опекают некоторые гуманисты»; редактору журнала «Отчизна» Л. Дмитерко с острой критикой его выступлений против И. Дзюбы (1969 г.); в ЦК КПУ и КГБ; в Верховный Совет Украины (1970 г.), где он страстно доказывает пагубность политики ограничения свободы слова, вопиющих нарушений прав человека.
28 ноября 1970 г. грозой прогремело известие: убита Алла Горская — художница, приятельница, просто добрая и красивая женщина. Опасаясь, чтобы похороны не превратились в демонстрацию протеста, гэбисты провели с большинством друзей покойной «предупредительные беседы»: не хотите потерять работу и приобрести проблемы — не ходите на кладбище. Со Стусом не говорили. К могиле Василь нес портрет Аллы Горской, а когда появилась возможность сказать слово, начал:
Сьогодні — ти. А завтра — я,
і пустить нас Господь до пекла,
де нам на бічний біль — утекла,
всмерть перелякана земля.
І тільки горстка нас. Щопта
для молитов і сподівання,
усім нам смерть судилась рання,
бо пізня суджена мета.
Официально убийц, которые топором зарубили художницу, не нашли, но над могилой прозвучали слова Стуса: «Её убили представители ГБ». Этого ему не простили. Выступив, Стус сохранил верность друзьям и себе, но обрек себя на дальнейшую мученическую судьбу.
Репрессии не заставили долго ждать. Несмотря на то, что поэт успешно выдержал творческий конкурс на московские Высшие сценарные курсы, под давлением украинского ЦК ему отказали в приеме документов.
В течение месяца Стус создает сборник «Веселый погост» — образы сюрреалистического танца на кладбище несбывшихся надежд и иллюзий. Психологически Василь уже чувствовал, что «тюремные ворота открылись перед ним». Запущенная в ход репрессивная машина на протяжении года продолжала сбор информации против поэта, дожидаясь лишь повода для ареста. Таким поводом стал приезд бельгийского студента Добоша, которого задержали на границе с «самиздатовской» литературой и некими материалами, будто бы полученными от Светличного и других «шестидесятников».
12 января 1972 г. Стус был арестован и обвинен в проведении антисоветской агитации и пропаганды. Ему инкриминировали 14 стихотворений и 10 правозащитных литературоведческих статей. Среди них эссе о творчестве П. Тычины «Феномен эпохи». Приговор суда — 5 лет лагерей строгого режима и 3 года поселения.
Однако именно в неволе Василь почувствовал, что наконец нашел новый поэтический язык. Он активно и творчески работает. «Здесь, в следственном изоляторе, я сделал почти половину того, что сделал за прошедшие 7 лет, на сегодняшний день я перевел больше шести печатных листов поэзии Гете и почти 10 печатных листов своих собственных. Так, кажется, я раньше не работал».
Поэта беспокоит не столько физическая изоляция, хотя и она сама по себе невыносима, а переживания за родных: как родители? как здоровье жены? сына? что думают о нем друзья? Мучила опасность не отстоять дух, мысль, надежду, потерять чувство внутренней свободы, а значит — сломаться как личность. Постепенно в нем созревает необходимость осмыслить, определить и образно выразить свое предназначение и роль в этой драматической ситуации. Приходит мысль о жертвенности своей судьбы, которой он должен покориться и дальше нести свой крест, уготованный судьбой и миссией мученика.
Мені зоря сіяла нині вранці,
устромлена в вікно. І благодать —
така ясна лягла мені на душу
сумирену, що я збагнув блаженно:
ота зоря — то тільки скалок болю,
що вічністю протятий, мов огнем.
Ота зоря — вістунка твого шляху,
хреста і долі — ніби вічна мати,
вивищена до неба (від землі
на відстань справедливості), прощає
тобі хвилину розпачу, дає
наснагу віри, що далекий всесвіт
почув твій тьмяний клич, але озвався
прихованим бажанням співчуття
та іскрою високої незгоди:
бо жити — то не є долання меж,
а навикання і самособою-наповнення.
Лиш мати — вміє жити,
аби світитися, немов зоря.
Это написано 18 января 1972 г., на пятый день ареста. Этот день стал началом мощного творческого подъема, который длился до суда. Он четко определен хронологически: 18 января — 30 сентября 1972 г.
Василь Стус, в 1972 г. еще питавший иллюзии возможности найти общий язык с властью, осуществил попытку найти общий язык с карательными органами, так как никакой политической деятельностью он не занимался. Его услышали и предложили «покаяться», дать показания на друзей. Он возмутился, и его отправили в Павловскую психиатрическую больницу, откуда Стус вышел с диагнозом «патологически честный». Итак, поэт сделал свой выбор, и теперь ему нужно было найти силы с честью нести свой крест.
С февраля 1973 г. Василь Стус — в лагере (пос. Барашево Теньгушевского р-на, Мордовия). Он — символ несгибаемости человека, который берет на себя ответственность за все, что происходит вокруг.
Осенью 1975 г. Стус едва не погиб в результате прободения язвы желудка. Перед госпитализацией его привезли в Киев для «профилактики», а 1 декабря в клинике им. Гааза в Ленинграде прооперировали.
6 февраля 1976 г. Стус прибыл этапом в лагерь ЖХ-385/17-а (пос. Озерное, Мордовия). «С первого взгляда Василь поразил меня своей изможденностью. Лицо резкое, будто ножом высечено из дерева, щеки будто вытесаны резцом до подбородка, наголо стриженный череп усиливает остроту черт», — так описывал Стуса его сокамерник Михаил Хейфец. И еще: «...он был гордый и гонористый, как китайский император... Говорил с начальством и ментами тоном победителя и прокурора на будущем Нюрнбергском процессе, а «краснопогонники» были для него преступниками, о действиях которых он собирает информацию, чтобы потом передать в суд правдивую, хотя и субъективную информацию».
Сокамерники не переставали удивляться его колоссальным познаниям в мировой литературе, литературоведении, истории, философии.
Его часто наказывали карцером, Стус имел лини, одно свидание. В августе 1976 г. его перевезли в лагерь №19 (пос. Лесное, Мордовия). Оттуда 11 января 1977 г. он был этапирован на поселение в поселок Матросово Теньковского р-на Магаданской области, куда прибыл 5 марта. Работал в золотодобывающей шахте. 20 августа со Стусом произошел несчастный случай (перелом ступней), после чего он попал на два месяца в больницу. За это время пропало много книг и рукописей. Стусу были созданы невыносимые условия. Снять комнату не разрешали — вынужден был жить в рабочем общежитии с бывшими уголовниками. Его провоцировали, «разбирали» на собраниях «трудового коллектива», в местной газете была опубликована насквозь лживая статья «Друзья и враги Василия Стуса» и отзывы на нее. Голодовкой он добился 10-дневного отпуска, чтобы поехать в Донецк, где еще успел попрощаться с умирающим отцом. В тот же год Василь Стус был принят в Пе-нклуб.
В лагерях, на поселении Василь Стус использовал малейшую возможность, чтобы писать, читать, переводить. Поэт написал около 1000 стихотворений и 400 переводов, оставил большое эпистолярное наследие. Формально ему не запрещали писать, но фактически за это преследовали, отбирали написанное. Благодаря друзьям, немало произведений сохранилось, попало на волю, и за рубежом, когда уже не стало поэта, был напечатан сборник «Палимпесты» (изд-во «Современность», 1986 г.). О нем Стус говорил: «В новом сборнике — стихи, написанные между 1971-1977 годами. В нем — мои боли и радости, мечты и раздумья, воспоминания и надежды, картины жизни». Само название символично и многогранно. Палимпестами назывались пергамента, с которых стерты первоначальные надписи и сделаны новые, но сквозь них иногда можно различить старые.
В августе 1979 г. Стус возвратился в Киев, работал формовщиком 2-го разряда в литейном цехе на заводе по ремонту и изготовлению средств механизации строительства им. Парижской коммуны. Из-за болезней, приобретенных в зонах, не выдержав физической нагрузки, уволился. В феврале 1980 г. его зачислили учеником намазчика затяжной кромки Киев-ского производственного обувного объединения «Спорт», вскоре присвоили 2-й разряд.
Тогда же он выступил в защиту репрессированных членов УХГ. «В Киеве я узнал, что людей, близких к Хельсинской группе, репрессируют самым бесцеремонным образом. Так, по крайней мере, судили Овсеенко, Горбаля, Литвина, так позже расправились с Черноволом и Разумным. Такого Киева я не хотел. Понимая, что Группа фактически осталась на произвол судьбы, я вступил в нее, потому что не мог иначе. Когда отняли жизнь — крохи не нужны... Психологически я понимал, что тюремные ворота уже открылись для меня, что на днях они закроются за мной — и закроются надолго. Но что я должен был делать? За границу украинцев не выпускают, да и не очень хотелось — за ту границу: потому что кто же здесь, на Большой Украине, станет рупором возмущения и протеста? Это уже судьба, а судьбу не выбирают. Значит, её принимают — какой бы она ни была. А если не принимают, она силой выбирает нас... Но голову склонять я не собирался, что бы там ни было. За мной стояла Украина, мой угнетенный народ, за честь которого я должен стоять до конца» («Из лагерной тетради», 1983 г.).
14 мая 1980 г. В. Стуса арестовали во второй раз. Применяя даже физические пытки, всячески пытались сломить морально. От адвоката поэт отказался, но ему назначили защитником Виктора Медведчука. Стуса признали особо опасным рецидивистом и осудили на новый, 15-летний срок — вновь «за антисоветскую агитацию и пропаганду». Срок Стус отбывал в поселке Кучино Чусовского района Пермской области. Условия содержания были очень тяжелыми: постоянные притеснения администрации, лишение свиданий, конфискация писем, записей, стихов. Стус писал: «Попытка вести дневник в этих условиях — попытка отчаянная: таких условий, как здесь, люди не помнят ни по Мордовии, ни на черных зонах, ни по Сосновке. Одним словом, режим, предложенный в Кучино, достигает полицейского апогея. Любая апелляция к верховной власти остается без ответа либо — чаще всего - грозит наказанием... Москва дала здешней власти все полномочия, и тот, кто питает иллюзию, будто какой-то закон должен регулировать наши отношения с администрацией, - очень ошибается. Закон полного беззакония — вот единственный регулятор наших так называемых отношений. Нигде в лагерях не запрещали раздеваться до пояса во время прогулки, — здесь не разрешают и наказывают, когда кто-нибудь хочет поймать лучик солнца. Обыски проводятся чрезвычайно просто: все, что хотят, отбирают даже без акта и предупреждения. Мы утратили всякое право принадлежать себе, не говоря уж о том, чтобы иметь свои книги, тетради, записи. Говорят, когда Господь хочет кого-то наказать, то отнимает разум. Так долго продолжаться не может — такое давление возможно лишь перед гибелью. Не знаю, когда придет гибель к ним, но я лично уже чувствую себя смертником». В начале 1983 г. Стус голодал 18 суток.
Во время второго заключения поэт создал последний поэтический сборник «Птица души». В сборник вошло около 300 стихотворений и 250 переводов. Но все написанное тут же конфисковывалось. Стус писал на волю, что ему так больно, словно забрали новорожденных младенцев. Судьба этих текстов до сих пор неизвестна. В официальном ответе на запрос родных сказано, что они уничтожены в связи ликвидацией лагеря. Хотя позже эту информацию власть не подтвердила.
Несмотря ни на что, в 1983 г. Стусу все же удалось передать на волю рукопись «Из лагерной тетради». После её публикации на Западе, особенно после выдвижения Генрихом Беллем (1985 г.) Василя Стуса на Нобелевскую премию, давление на него усилилось. Целый год его держали в одиночке с сокращенной нормой питания. К старым болезням (желудок, сердце, покалеченные ноги) добавились еще какие-то опасные симптомы, свидетельствовавшие о серьезном заболевании почек. Все это, вместе с моральными пытками, привело к тому, что В. Стус написал в октябре 1984 г. семье прощальное письмо, предчувствуя вероятность близкой смерти.
Свиданий у него не было с самого начала заключения - то есть почти 5 лет.
28 августа 1985 г. по надуманному поводу Стус уже в который раз был брошен в карцер, где объявил голодовку протеста «до конца». Погиб в ночь с 3 на 4 сентября 1985 года. Похоронен на кладбище поселка Борисово.
Через четыре года после смерти поэта — в поздние ноябрьские дни 1989 года прах Василя Стуса, Юрия Литвина и Олексы Тихого (все погибли в лагере ВС-389/36 поселка Кучино Пермской области в 1984-1985 гг.) провожали в последний путь жители Киева и Украины. Белые казацкие кресты на Байковом кладбище приглашают остановиться и склонить голову перед памятью достойных людей, каждый из которых не стремился стать «борцом», но стал им.
Розпросторся, душе моя,
на чотири татамі
і не кулься від нагая,
і не крийся руками.
Хай у тебе є дві межі,
та середина — справжня.
