Нет, не злой. Он в ярости, если не сказать больше. И я прекрасно понимаю почему.
(Попробую объяснить так, чтобы дошло всем! Блогерам, журналистам и простому обывателю).
Журналистика, это погоня за горячим фактом. Главное быть первым, кто тиснет эксклюзив. И уже после все будут ссылаться на тебя, тем самым поднимая твой рейтинг. А там глядишь и прибавка к зарплате звякнет.
Но мы на войне, а не на выставке картин времён ренессанса. Украина ведёт войну, противостоит российской агрессии. И этот факт диктует свои условия в освещении информации. Есть негласное правило, сутки после гибели воина не освещать информационно его данные и подразделение, не публиковать его фото. Пока командир или сотрудники военкомата не сообщат матери, отцу, жене или брату трагическую новость. И в квартире или дома замрёт мир. Даже часы остановятся. Потом да. Потом можно. Даже нужно говорить о том, каким он парнем был. Громко кричать, чтобы встряхнуть гражданский планктон. Напомнить, что там идёт война. Там, на востоке взводы, роты, батальоны и бригады держат небо для всей Украины. И порой смерть уводит парней с собой. Навсегда... Да! Это война.
Когда батальон ведёт бой, время идёт на секунды. И я сейчас не преувеличиваю. Каждое мгновение имеет свою, неземную цену. Каждый боец занят. Будь то комбат, начальник штаба или водила санитарной машины. Заняты все: связисты, разведчики, минометчики, медики, штабисты, РАВисты, служба тыла. Про бойцов на ВОПах и РОПах, я даже не говорю. От скорости принятия решений комбатом или комбригом, зависит жизнь всех в подразделении. От скорости и главное точности решений. Советоваться некогда. Порой даже думать некогда. Замешкался, отвлёкся, на три... пять минут позже дал минометной батарее команду на открытие ответного огня и это может стоит жизни бойцам. А кто его может отвлечь? Да вот как раз звонок оперативного дежурного из бригады, с требованием доклада. Потому что комбрига уже выеб@ли из сектора, за несвоевременный доклад. А потом оперативный звонит снова и снова. Ведь уже трезвонят по всем телеканалам. Оперативный из ГШ оборвал телефон. Всё. Сейчас «свяжут руки» докладами и условиями. Время потеряли.
И звонят не только комбату...
Звонит жена или мама, своему Сашке, который в эту самую секунду отправляет «кабачки» российским оккупантам. И он не может ответить. Просто не может. А телефон разрывается в кармане, давно не стиранных армейских штанов. Опустил мину в жерло ствола... «ВЫСТРЕЕЕЕЕЛ».... БААААХХХХ... мина ушла. Следующая... А потом ещё одна и ещё... Новые координаты. Перенос огня по цели пять, плюс пятьдесят на север ориентир два... дальность пять пятьсот... угломер сорок три десять... Руки работают уже как бы отдельно от бойца. Он не успевает думать. Включились инстинкты. Действия отточены до автоматизма... Главное не тупить. Ни секунды. Там дерётся ВОП, и нужно смешать с землей тот еб@нный АГС в посадке, который наваливает по нашим позициям. Кто быстрей? Наша мина его найдёт? Или осколки российского ВОГа умоются кровью бойца на опорнике? Бегом, бегом, бегом... Одна мина, вторая... пятая. Корректировка.. Шестая... Девятая...
А телефон разрывается. Двадцать семь пропущенных. Мамуля... Батя... Зая... Братэлло... Уже тридцать два пропущенных. Бабушка звонит. «Некогда мам, некогда», шепчет Сашка и отравляет в ствол ещё одну мину.
«Некогда Танюшка, некогда», шепчет Михалыч, меняя короб на пулемёте.
«Зачекай рідна, трохи пізніш», скрізь зуби шепоче Василь, і дивлячись в бінокль, кричить в рацію,
– Красунчики... Клін. Ще по тім же координатам, три... ні, п’ять кабачків»...
Им СЕЙЧАС некогда. Они дерутся за Украину. Бой может идти час, а может и пол дня.
А в этот момент ещё больше седеет мать, сходит с ума жена. Ведь он уже час не берет трубку. Вчера же брал. И три дня назад. Сразу. Два, три гудка. А сейчас не берет. Почему? Ведь он сейчас там. Их батальон там. Возле тех Шумов, Песок, Широкино или же Пикуз, где третий час идёт бой. Где уже есть погибшие. Ведь только что в фейсбуке об этом прочитали. И уже по телевизору подтвердили...
Глеб всё знал уж точно раньше Бутусова. И раньше остальных журналистов. Знал и молчал. Только скрежетал зубами.
– Что там братан?
– Пизд@рез... Четыре двести. Не буду дергать пацанов. Им сейчас не до меня... Потом...
И снова замолк. Уткнулся взглядом в одну точку, лишь желваки играли на скулах...
