85 лет назад, 1 декабря 1934 года, в коридоре Смольного прозвучали три выстрела. Двумя из них был убит Сергей Миронович Киров, глава ленинградских коммунистов, член Политбюро ЦК ВКП(б). Он считался одним из фаворитов Сталина; генсек собирался со временем забрать его в Москву, на должность в центральном руководстве.
Реакцией Сталина на убийство в Смольном стало начало террора против бывших деятелей внутрипартийной оппозиции. В Ленинграде состоялся первый открытый политический процесс, направленный не против вредителей из числа "бывших", а против коммунистов, чье видение дальнейшего развития СССР когда-то расходилось со сталинским. Что еще важнее, смерть Кирова стала предлогом для принятия нового репрессивного законодательства, позволявшего судить "врагов народа" - то есть непримиримых противников советской власти, якобы имевших "террористические намерения", - по ускоренной процедуре, без соблюдения процессуальных норм и с немедленным приведением смертного приговора в исполнение.
Это стало важным шагом на пути к Большому террору 1937-1938 годов. Уже в мае 1935 года были созданы "тройки" НКВД, получившие право без суда ссылать или заключать в лагерь сроком на 5 лет. Непосредственно же после убийства Кирова прошла массовая высылка из Ленинграда всех тех, кого сочли неблагонадежными. Этих ссыльных неофициально называли "кировским потоком". Здесь были как представители "эксплуататорских классов", так и бывшие внутрипартийные оппозиционеры разного толка.
Сталин писал своим соратникам по ЦК: "Ленинград является единственным в своем роде городом, где больше всего осталось бывших царских чиновников и их челяди, бывших жандармов и полицейских... Эти господа, расползаясь во все стороны, разлагают и портят наши аппараты". Всего в 1935 году из Ленинграда и Ленинградской области было выслано 39 660 человек, из которых 24 374 человек помимо запрета жить в Ленинграде, Москве и других крупных городах были приговорены к различным наказаниям.
После смерти Сталина и разоблачения "культа личности" широко распространилась версия о том, что Киров был убит по указанию Сталина, будто бы видевшего в нем опасного соперника в борьбе за власть и искавшего предлог для развязывания Большого террора. Сам Хрущев на XXII съезде КПСС, продвигая решение о выносе тела Сталина из мавзолея, прямо намекнул на причастность генсека к смерти Кирова.
Однако конкретные обстоятельства покушения в Смольном опровергают любые версии заговора. В коридоре, по которому шел Киров, раздалось не два, а три выстрела. Третьим выстрелом убийца Кирова, ленинградский рабочий Леонид Николаев, попытался покончить с собой. Но ему не повезло. В это время в злополучном коридоре монтер, стоя на стремянке, ремонтировал проводку. Услышав первый выстрел, он обернулся и метнул в Николаева отвертку. Она попала в руку с револьвером, рука дрогнула, и третья пуля попала в потолок, а не в голову убийцы. Затем на Николаева набросились, скрутили, и больше шансов покончить с собой у него не было.
Убийца Кирова, безусловно, не планировал ни бесед со следователями, ни пламенной речи на суде. Человека, собиравшегося покончить с собой, следователи легко сломали и заставили оговорить своих друзей и знакомых, чтобы представить убийство Кирова результатом заговора недобитых троцкистов и зиновьевцев. Зиновьева и Каменева заставили взять на себя "моральную ответственность" за убийство Кирова и ненадолго посадили, чтобы уже в 1936 году расстрелять на Первом московском процессе. Но если бы не случайно брошенная отвертка, Николаев наверняка бы успел свести счеты с жизнью. А тогда невозможно было бы организовать политический процесс и обвинить в убийстве конкретных оппозиционеров. Если бы убийство Кирова было организовано НКВД по приказу Сталина, то было бы заранее сделано все, чтобы предотвратить возможность самоубийства Николаева.
Есть и еще одно доказательство. В роковой для него день Сергей Миронович не планировал приезжать в Смольный, а должен был ехать сразу в Таврический дворец, чтобы выступить перед ленинградским партхозактивом с речью об отмене продовольственных карточек. В последний момент, уже на пути в Таврический, он все-таки решил заехать в Смольный за какими-то бумагами. Там он совершенно случайно столкнулся с Николаевым, который безуспешно пытался получить в Смольном пригласительный билет на партхозактив в Таврический. А револьвер тот всегда носил с собой. В то время членам партии разрешалось носить оружие, а в Смольный можно было попасть, просто предъявив партбилет. Если бы действия Николаева направлял НКВД, то билет в Таврический чекисты достали бы ему заранее.
На самом деле Леонид Николаев был типичным убийцей-одиночкой. За некоторые прегрешения (отказ поехать на "картошку") он был исключен из партии и уволен с мелкой номенклатурной должности в Ленинградском Институте истории партии. После апелляции исключение из партии заменили на выговор, но в должности не восстановили. Вкусивший вольготной жизни чиновника Николаев на завод возвращаться не стал, а начал добиваться приема у Кирова и других руководителей ленинградской парторганизации, но безуспешно. Тогда в нем стала расти злоба против "партбюрократов" и он решил кого-нибудь из них убить, а потом покончить с собой. Соответствующие записи Николаев сделал в своем дневнике. В качестве потенциальных жертв фигурировали Киров, второй секретарь Ленинградского обкома Михаил Чудов и директор Ленинградского Истпарта Отто Лидак, но в конце концов Николаев остановился на Мироныче как фигуре наиболее значительной, чье убийство позволит ему войти в историю.
Жена Николаева, латышка Мильда Драуле (по делу об убийстве в Смольном ее расстреляли как сообщницу Николаева, через которую он будто бы поддерживал связь с разведкой Латвии), работавшая секретаршей в Ленинградском обкоме партии, а затем инспектором сектора кадров Уполномоченного Наркомата тяжелой промышленности в Ленинграде, пыталась помочь мужу встретиться с Кировым, не подозревая, что Николаев собирался его убить. Ходили слухи, будто мотивом убийства была ревность. Однако в дневнике Николаева на это нет даже намека. Также нет никаких данных, что у Кирова была связь с Мильдой Драуле, хотя он был известен амурными похождениями. Недаром сразу после убийства ленинградские обыватели, согласно донесениям НКВД, говорили, что Кирова убили "из-за баб", хотя понятия не имели ни о Леониде Николаеве, ни о Мильде Драуле.
В июне 1938 года комиссар госбезопасности 3-го ранга Генрих Люшков перед неминуемым арестом и расстрелом предпочел сбежать в оккупированную японцами Маньчжурию, откуда его переправили в Японию. В 1934-1935 годах Люшков входил в группу по расследованию убийства Кирова, допрашивал Николаева, был знаком с его дневником. И уже в конце 30-х годов Люшков в японской прессе первым написал, что Николаев был типичным убийцей-одиночкой, а мотивом убийства было нежелание Кирова восстановить его на работе в Истпарте. Все обвинения против оппозиционеров были, по утверждению Люшкова, чистой воды фальсификацией и фабриковались по указанию Сталина. Николаев же, по словам Люшкова, "безусловно не принадлежал к группе Зиновьева": "Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы стать историческим героем. Это явствует из его дневника".
Сталин, не имевший никакого отношения к убийству Кирова, использовал это событие по полной программе. Объявив убийство делом рук внутрипартийной оппозиции, генсек уже в 1935 году подготовил всю инфраструктуру Большого террора.
Борис Соколов
