Я - Петя, мне пятьдесят, а я Петя до сих пор, когда мой папа был каким-то заместителем министра какого-то среднего машиностроения мне было хорошо, а потом он умер, от старости и тоски, а я остался с мамой, с начала мы съели бабушкину квартиру, потом дедушкину, потом маму съел рак, а я остался в Оружейном переулке в родовом гнезде, потом приехала Лариса из Краматорска, родила себе двух детей и съела нашу дачу во Внуково а поселке МИДа, я не работаю, тоска съела мою печень и я ей правда помог, своими руками.
Я уже проел две стены картин моего дедушки, которые он привез из блокадного Ленинграда, где был начальником госпиталя, он помогал людям выживать, спасал их, а они благодарили его и целовали ему руки и дарили ему картины и золото, моя матушка, говорила мне умирая, это тебе на черный день и он длится уже пятнадцать лет, я ненавижу новый режим, он убил мою семью, мне было хорошо, а теперь я с ужасом наблюдаю, как тает мамина шкатулка, я недавно лежал в больнице, полукремлевской, мне до сих пор положено (спасибо папе) и медсестра-подмосковная клуша, говорила своей подружке из другого отделения: " Мои уже спят, я им вколола на ночь, когда же они все сдохнут, эти сталинские соколы", это она говорит, о стариках и старухах, положивших жизнь за страну.
Да, после Ларисы я не на ком не женился, похоть свою усмиряю молитвой и сексом по телефону, в дом никого не пускаю, живу схимником, читаю книги в папином кабинете, вчера нашел письмо И. Сталина моему папе, все-таки он понимал и ценил людей.
Я чувствую, что-то подспудно меняется, разрушителей страны постепенно давят, как подгнившие яблоки, они попали под пресс, сока они уже не дадут, а брагу из них еще замесить можно, я верю, что придет время и мы пройдем победным маршем по Красной площади и бросим их штандарты у стен Мавзолея и мы выпьем еще по чарке за Победу, за нашу Победу.
Я - Петя, мне пятьдесят, я жду, мамина шкатулка тает...
