Спустя 25 лет после краха Советского Союза его исчезновение с политической карты мира воспринимается россиянами – следуя за известным высказыванием Владимира Путина – как геополитическая катастрофа. Все внешнеполитические усилия России в последние годы направлены на возвращение к модели интеграции советских времен, сохранение пресловутой «сферы влияния» – даже если для защиты прошлого приходится, как в случае с Украиной, применять силу. Наблюдателям остается только гадать о причинах таких изменений в настроениях россиян: ведь 25 лет назад особого сожаления по поводу краха Советского Союза в обществе не наблюдалось, население, казалось, с облегчением наблюдало за исчезновением красного флага над Кремлем и отставкой первого и последнего президента Советского Союза. Что же произошло?
На самом деле – практически ничего нового. О чем можно действительно с уверенностью говорить – так это о непонимании наблюдателями общественных настроений в 1991 году, а вовсе не о каких-то фундаментальных изменениях в настроениях. Год краха Советского Союза был временем тотального кризиса – институционального, политического, экономического, социального. У многих россиян этот кризис ассоциировался с неповоротливостью и архаичностью коммунистического режима. Сам Михаил Горбачев был живым воплощением нерешительности и непоследовательности. Но мало кому приходило в голову, что крах коммунистического режима и означает конец империи. Россияне – и в этом, кстати, не их вина – слишком плохо знали собственную историю. Они искренне не понимали, что к 1917-1920 годам империя уже прекратила свое существование, что большевикам пришлось в буквальном смысле «железом и кровью» возвращать себе потерянные территории – только на этот раз не под флагом русского шовинизма, а под флагом классовой солидарности, из-под которого спустя всего несколько десятилетий выберется все тот же бессмертный шовинизм. Оккупация Украины, Беларуси, Грузии, Армении, Азербайджана, война в Центральной Азии с уничтожением древней государственности Бухары и Хорезма, попытки оккупации Польши в 20-х, Финляндии в 30-х, оккупация Латвии, Литвы и Эстонии в 1940-м, присоединение Буковины и Бессарабии, раздел Польши с Гитлером в 1939-м, аннексия Тувы, присоединение Закарпатья – все эти этапы советского имперского строительства нанизывались на коммунистическую идеологию и без нее просто не могли существовать. Но среднестатистический россиянин в 1991 году был убежден, что если заменить неэффективную власть эффективной – то есть Горбачева Ельциным и избавиться от коммунизма, то проблема возможного распада империи исчезнет сама собой. Причем к этим среднестатистическим россиянам можно отнести и тогдашних руководителей Российской Федерации. Сейчас уже мало кто помнит, что августовский путч произошел как раз накануне подписания нового Союзного договора, призванного смягчить разногласия между союзными республиками и уменьшить полномочия центра. Но что делает Борис Ельцин после победы над путчистами? Пользуясь слабостью президента СССР, он подменяет союзное правительство правительством РСФСР, премьер-министр России Иван Силаев становится преемником союзного главы правительства Валентина Павлова. Так на глазах руководителей и народов других союзных республик руководство Российской Федерации фактически узурпирует власть в Советском Союзе – при полной уверенности россиян, что так и должно быть, ведь для этого самого среднестатистического россиянина Россия – это и есть Советский Союз. А для украинца или грузина – вовсе нет.
Тогда почему же россияне не были возмущены тем, что Советский Союз распался, исчез, что Россия больше не контролирует территории бывших советских республик? А потому, что для них этого просто не произошло. СНГ, созданное после договоренностей в Беловежской пуще, казалось естественным преемником Советского Союза, зародышем нового союзного государства – только без коммунистов и Горбачева, зато с Ельциным и реформами. Жители России еще долго будут говорить, что живут в «СНГ», в то время, как украинцы будут утверждать, что живут в Украине, грузины – в Грузии, армяне – в Армении и так далее. Обозначение себя как жителя СНГ означало скорее проблемы с идентичностью. Но у россиян была другая проблема – их идентичность осталась имперской, шовинистической, агрессивной. Пока Россия была слаба, ее руководство и ее общество рассчитывало, что СНГ в силу «общей судьбы» жителей бывших советских республик станет инструментом для объединения, а не инструментом для развода – из этой убежденности родилась, в частности, идея разноскоростной интеграции, союзное государство России и Беларуси и прочие фантомы тех лет. Когда повысились цены на нефть, появилась новая стратегия – покупки бывших соседей. Именно в это время Анатолий Чубайс, конструктор олигархической России, говорит о «либеральной империи», которая должна стать следующим этапом развития чекистко-бандитского государства. Но «цветные революции» на постсоветском пространстве меняют представление Кремля о том, что все может пройти мирно. Возможность потери даже части бывшей территории – не говоря уже о такой стране, как Украина – воспринимается как глобальное поражение. Именно в это время в российской политике начинает преобладать агрессивность. Россия агрессивна и по отношению к традиционным союзникам – Нурсултан Назарбаев и Александр Лукашенко последовательно отбивают попытки Москвы создать настоящие наднациональные органы в Евразийском союзе, и уж тем более по отношению к странам, которые стремятся к выбору собственного пути развития. Кремль провоцирует на войну грузинское руководство. А в 2014 году аннексирует Крым и устраивает войну на Донбассе. Но при этом в Москве продолжают говорить о возможности интеграции на постсоветском пространстве и о «братской Украине». Потому что, опять-таки с точки зрения среднестатистического россиянина, никакой войны России против Украины нет. А есть освобождение территории, захваченной американцами и бандеровцами. И стоит только освободить эту территорию, посадить в Киеве «правильное руководство» – пусть не с помощью выборов, а с помощью танков – как украинцы сразу же вспомнят, что они такие же русские и объединятся с «братьями» в единую страну.
Еще одна проблема состоит в том, что человек, который принимает в России решения о войне и мире – Владимир Путин – такой же среднестатистический россиянин. Путин – продукт своей эпохи и своего народа. Поэтому, когда он говорил президенту Джорджу Бушу-младшему, что никакой Украины нет, он не лукавил. Как и большинство русских, Путин совершенно уверен, что Украина – это просто выдумка, с помощью которой Запад пытается ослабить Россию, а украинский язык – на самом деле смешной диалект, которым подменяют настоящий русский. Для Путина и его соотечественников просто не существует никакого исторического опыта украинцев – Галицко-Волынского княжества, Великого Княжества Литовского, Речи Посполитой, Запорожской Сечи… Несколько столетий общей истории в Московском царстве и Российской империи превращаются в русской интерпретации в бесконечность, прямую линию от князя Рюрика и князя Владимира к Владимиру Путину – и сооруженный в разгар боевых действий на украинском фронте памятник киевскому князю у ворот Кремля является наилучшей иллюстрацией торжества этой фантазии.
Именно поэтому стремление к восстановлению империи – это не новый мотив в настроениях россиян. Это – естественное состояние общества, способного лишь к экстенсивному развитию. Последние 25 лет русской истории лучше, чем все предыдущие столетия, доказали – Россия может либо воевать – либо погибнуть.
