Итак, сегодня — последняя часть анализа статьи с громким названием «Мы все знали, на что идем и что может быть», которая вышла в 22 номере от 4 марта 2015-го года в российском издании «Новая газета». Вот первая и вторая часть анализа, кто пропустил.
Сегодня начну прямо с цитаты, это уже окончания интервью, которое спецкор российской «Новая газета» Елена Кострюченко взяла в Донецке в ожоговом центре при областной центральной клинической больнице у Доржи Батомункуева, гражданина РФ, бурята, который попал в больницу после боя под Дебальцево. Цитата: «… (начало в первой и второй частях)
— Вы вместе с ополченцами воевали? Общие задачи были у вас?
— Нет. Они просто… Займут один рубеж, и когда надо ехать дальше врага дожимать, ополченцы отказываются ехать. Говорят: мы туда не поедем, там опасно. А у нас приказ наступать дальше. И захочется — не прикажешь им. Ну и дальше едешь. Ну ничего, котел мы почти зажали уже.
— Котла больше нет. Все, кто был в котле, либо бежали, либо уничтожены. Дебальцево теперь ДНР.
— Хорошо. Поставленную задачу… выполнили.
— Вы, получается, помогали при организации котла?
— Да, в котел всех поставили, окружили полностью и наблюдали, наблюдали. Они пытались сделать вылазки — группы пехоты, и на «Уралах», и на БМПхах, и на танках, и на чем можно. У нас приказ был стрелять на поражение сразу. Мы в них стреляли. Вот они прорываются из котла, дорогу хотят сделать, убежать хотят, а надо их к ногтю прижать.
Они ночью вылазки делают, как темнеет, сразу движуха начинается. Смотришь — и там, и там, человек в танке едет, там люди пошли, ну и огонь на поражение. Снарядов никто не жалел. Боекомплекта хватало. Основной боекомплект — в танке. 22 снаряда во вращающемся конвейере, и внутри танка еще раскидывается 22. Итого боекомплект танка составляет 44 зарядных снаряда. И в «Уралах» второй боекомплект мы привезли. У меня танк был очень хороший. Не просто 72, а танк 72б. А бэшка исключается тем, что есть прицел 1К13, он для ночной стрельбы, ночного наблюдения, для выстрелов с управляемыми ракетами. Управляемых ракет у меня было 9. Кумулятивные, осколочные еще. Главное — мне показали, как пользоваться этим. Теперь тяжело промахнуться. Всякие блиндажи, убежища — все поражалось спокойно. Допустим, вот разведка докладывает, что за зданием скопление пехоты противника, один БМП и два «Урала»… У нас всего было два таких танка — мой и моего командира взвода. Так мы по переменке и выезжали. И всегда поражали. Такой молодец танк был, хороший танк. Сейчас сгорел.
— Было, что мирных убивали?
— Нет. С гражданскими машинами тянули до последнего. Когда уже убеждались, что укропы — били.
Но был случай, когда пикап ехал, мне говорят: «Стреляй, стреляй». «Щас, щас», — говорю. Чего мне бояться, я же в танке. До последнего смотрел в прицел. Смотрю — у мужика повязка белая, ополченец. Подумал, сейчас бы жахнул, а оказалось, убил бы своего. И БТР еще так же ехал. Ополченцы же нам не говорят, как едут. Я нашим кричу: «Свои, свои!» Первый раз перепугался. Своего убивать.
— Так вы вообще не координировались?
— Нет. Ополченцы — они странные. Стреляют, стреляют. Потом останавливаются. Как на работу ходят. Никакой организации нет. Нету главы, боекомандования, все вразнобой.
— В каком населенном пункте это было?
— Я не знаю, что это был за населенный пункт. Все деревни одинаковые. Везде разруха, все разбомблено.
— А сколько вы деревень прошли?
— Точно не скажу. Деревни четыре. Было один раз отбитие деревни, а в остальные просто заезжали… (Молчит). Я, конечно, не горжусь этим, что сделал. Что уничтожал, убивал. Тут, конечно, гордиться нельзя. Но, с другой стороны, успокаиваюсь тем, что это все ради мира, мирных граждан, на которых смотришь — дети, старики, бабы, мужики. Я этим не горжусь, конечно. Тем, что стрелял, попадал…
(Долго молчит).
Страшно. Боишься. Подсознанием ты все рано понимаешь, что там такой же человек, как и ты, в таком же танке. Ну, или пехота, или на любой технике. Он все равно… такой же человек. Из крови и плоти. А с другой стороны, понимаешь, что это враг тебе. Убивал ни в чем невинных людей. Мирных граждан. Детей убивали. Как эта сволочь сидит, весь трясется, молится, чтобы его не убили. Начинает прощения просить. Да бог тебе судья.
Нескольких взяли. Так все жить хотят, когда уже прищучит. Такой же человек. У него мама. (Долго молчит). У каждого человека своя судьба. Может, печальная. Но никто их к этому не принуждал. Со срочниками — другое дело. 2 или 3 тысячи из 8 тысяч этих было солдат-срочников. Они по принуждению ехали. Я тоже задумался, как бы я поступил. Что бы я на месте делал пацана 18-летнего. Думаю, пришлось бы ехать. Ему приказывают. Если не убьешь, говорят, тебя убьем и семью твою убьем, если служить не будешь. Парнишка ихний рассказывал: «Ну а как же, что же делать, приходилось идти служить». Я говорю: «Были у вас такие, кто убивал мирных?» «Были», — говорит. «А ты, — говорю, — убивал?» «Да», — говорит. (Молчит). Те наемники, которые с Польши или всякие чечены, которыми движет идея чисто, которым не сидится без войны, — вот их надо уничтожать.
— Вы видели наемников из Польши?
— Нет, но нам говорили, что есть.
Мирные
— Общались с мирными?
— Нет. Мирное население сами к нам подходили много. Мы старались с ними шибко не разговаривать. Командование сказало: в контакты не вступать. Когда мы были в Макеевке, они вообще нам сказали, что 70 процентов мирного населения здесь — за укропов, «так что вы будьте на чеку, ребята». В Макеевку заехали, в парке городском мы спрятались, технику укрыли, замаскировали — и буквально через час по нам начали долбить минометы. Все сразу давай окапываться, копаться, перемещения делать. Ну что, я в танк залез — мне пофиг. Танку от миномета ничего не будет. Осколки… даже так говорят — если попадет в тебя снаряд «Стрелы», который 4 метра, градовский снаряд, танку ничего не будет. Лучшее убежище, чем танк, не найти. И мы жили в танке, спали сидя. Холодно, но ничего, так и спали.
— А вас не напрягло про Макеевку? Что 70 процентов местных за Украину, вдруг, правда?
— Напрягло, конечно. Уже мысленно ждешь подвоха от всех. Вдруг он тебя… ну там приносили нам покушать. То чай, то что. Мы брали, но не пили. Вдруг отрава. Но как говорят: «Русских не победить. Русских можно только подкупить». (Смеется).
— Не было сомнений: если, правда, 70 процентов, зачем приехали?
— Было. Но 70 процентов населения одного села для меня как-то несущественно. Нужно уважать выбор людей. Если Донецк хочет независимость, нужно ее дать. Здесь с медсестрами, с врачами разговаривал. Они говорят: нам бы независимость и правительство, как у вас, и Путина.
Ну, вот единственно интересно: получит ДНР независимость — дай бог получит. Что они делать будут? Как в сталинской пятилетке развиваться будут что ли? Экономики нет. А если экономики нет — значит, ничего не получится.
— Единственное, что Кобзона тут встретить не ожидал. (Громко смеется). Второй раз в жизни! 23 февраля он сюда в больницу приезжал. А в 2007 году ко мне в школу приезжал. У меня школа в 2006 году стала лауреатом… лучшей школой России-2006. Вторая школа поселка Могойтуй. Он пришел в больницу, я говорю: «А я с вами уже виделся, мы с вами здоровались». Он такой… глаза выпучил: «Это когда же?». «А вы ко мне в школу приезжали. Я прямо здоровался за руку. Нас всех построили, мы к вам руки тянули».
Кобзон говорит: «Ты бурят? Я на тебя смотрю, вижу очертания бурятские». Я говорю: «Да, бурят». Он говорит: «Я 14 марта в Агинское собирался». Я говорю: «Я во второй могойтуйской школе учился». Он: «О, знаю, знаю, хорошо, землякам привет от тебя передам». Я говорю: «Передавайте». Ну и все.
Ну и меня по телевизору показали. Потом этот ролик в «Ютубе» смонтировали. Сестра нашла этот ролик, матери показала. Дома видели, что я здесь, что со мной.
— Они знали, где вы?
— Да. Когда у меня отца не стало, я еще маленький был… У нас есть, как у вас попы, буддийские ламы-монахи. Когда лама отмаливал моего отца, он посмотрел на меня и сказал: жить долго будет, судьбу свою знает. Мне мама это рассказала, когда я сказал, что еду сюда на Украину. Конечно, она как любая мать попротивилась, потом общий язык с ней все-таки нашли.
Когда я с Улан-Удэ только выезжал… Мы уже заранее все… догадывались. Я матери сказал, чтобы молилась за меня, что со мной все будет хорошо. Лама же сказал, что я долго жить буду. Сказал, не соврал же. Когда в танке горел, думал, что лама не прав был. А оно вот как получилось.
Меня как ранили, я весь обгорел, в санитарку меня положили, я весь обколотый, боли шибко не чувствую. Там мужик-ополченец. «Позвонить», — говорю. «В Россию? На, позвони». Еще парнишка какой-то сидел с медвзвода,
набрал номер моей мамы. Звоню и говорю: «С Новым годом!» В тот же день Новый год был. Она веселая, поздравляет. Говорю: «Что, как дела?» «А, — говорит, — гости пришли, ты как?» Говорю: «А со мной все нормально, обгорел в танке, сгорел немножко». У мамы как-то голос поменялся.
Я отключился. Парнишка с медвзвода тоже бурятенок, давай с ней разговаривать, успокаивал ее.
Сейчас дома уже все ролик посмотрели. Все, говорит, молимся за тебя. А что им остается делать.
— Будут выплаты какие-то вашей семье?
— А вот это не знаю. У нас же в России так — как до денег доходит, никто ничего не знает. (Усмехается). Может, выплатят, а может, вообще скажут, что ты давно уволен. Не получилось бы так, что я уехал сюда, а числился там. У меня же 27 ноября срочка закончилась. Хоп, и срочка закончилась там, а я тут вообще гастролер. Так вот. Побаиваюсь.
Контракт-то у меня подписан в июне. Как курсовку прошел. Спрашивают — кто по контракту остается? Ну, я и поднял руку. Первый срок контракта — на три года. Так и подписал. Контрактная жизнь — ничего такого, делаешь, что тебе скажут выполняешь все требования командира, и все. Но я, когда летом подписывал контракт, не думал, что я на Украину поеду. (Молчит). Нет, я задумывался об этом. Но не думал. Все-таки мы от Украины очень далеко. Есть и другие округа военные, которые ближе — южный, западный, центральный. Мы никак не ожидали, что в восточный военный округ отправят. Нам потом комбат объяснил, что ему на совещании сказали: «Вы сибиряки — вы покрепче будете, вот вас и отправили».
Будущее
— Жалеете?
— Сейчас-то что жалеть уже. Обиды никакой нет. Потому что знаю, что за правое дело боролся. Так постоянно новости смотришь про Украину — выборы, выборы, выборы, потом революция оранжевая пошла, началось Одесса, Мариуполь… Когда я еще был в Песчанке, в курсовке, в Чите, у нас была НВП, нам включили телевизор. Включили новости. И там в Одессе как раз… люди сожглись. Мы сразу все… Нам плохо стало. Из-за того, что чувство… наверное… что так нельзя. Это нечеловечно, несправедливо. А то, что меня… что по сути нельзя срочников сюда везти. Вообще нельзя было. Тем не менее, я поехал все равно. С чувством… не долга, а справедливости. Здесь я насмотрелся на то, как убивают. Бесчинствуют. Тоже чувство справедливости. Когда мы в танках едем, иногда радиоволну нашу перехватывают укропы. Я точно помню там голос мужчины: «Слушайте внимательно, московские, питерские, ростовские выродки. Мы вас всех убьем. Сначала убьем вас, ваших жен, детей, доберемся до ваших родителей. Мы фашисты. Мы не перед чем не остановимся. Будем вас убивать, как наши братья-чеченцы, отрубать вам головы. Запомните это. Отправим вас домой в цинковых гробах, по кусочкам».
У меня прадед воевал в Великой Отечественной, а его товарищ был с Украины, вот они вместе воевали. От прадеда у меня даже винтовка осталась. У нас охота разрешается. Ну я и охотился. Поэтому стрелять я с детства еще…
— Как думаете дальше жить?
— Войны для меня хватило. Отслужил, за ДНР воевал. Остается мирной жизнью жить. Учиться и работать. Организм восстанавливается, борется.
Ну вот я думаю, что скорее всего в Ростове выздоровею. Поеду в Улан-Удэ как груз 300.
Единственное, где я еще хотел побыть — это на сенсейшене. Он проходит каждый год в Питере. Все одеваются по дресс-коду в белое. Приезжают лучшие диджеи. У меня сестра была…
А так по миру я поездил немало. Я был в Непале, в Тибете. В Тибете очень красиво. Город красивый, монастыри; был в Китае — в Манчжурии и в Пекине, видел все — и Запретный город, и Дворец Императора, на Великой стене стоял. Потом был в Даоляне, в Гуанчжоу, там выращивают лучший чай — пуэр. Еще я был в Индии. В Индии были учения нашего Далай-ламы. В Монголии был. На федеральной трассе есть огромная статуя Чингисхана. Поднимаешься по эскалатору — оказываешься в голове Чингисхана. Полпланеты пролетел, был на Черном море в Сочи. Купались. Но что я в Желтом море был, что в Черном, ничего красивее и лучше Байкала нет. Там дача у меня. Рыбка капризная есть, омуль, нерпа. Какое бы море ни было, Байкал все равно красивей и чистый еще.
(Молчит).
Я на наших зла не держу совсем. Потому что от этого никто не застрахован. Что будет в бою, никто не знает. Может, ты, может, тебя. Может, останешься там. Может, как я, выживешь.
— К Путину нет вопросов?
— Я против него ничего не имею. (Смеется). Очень, конечно, интересный человек. И хитрый, и «введем-не введем». «Нет тут войск», — говорит всему миру. А сам нас по-быстрому: «Давай-давай». Ну а с другой стороны — другая мысль. Если Украина вступит в Евросоюз, в ООН, ООН может развернуть тут свои ракеты, вооружение, в принципе это может. И тогда уже мы будем под прицелом. Они будут уже намного ближе к нам, уже не через океаны. Вот совсем через землю. И понимаешь, что это тоже отстой, отстойка нашего мнения, нашей позиции, чтоб нас не задело, если что. Так же, как холодная война, вспомните. Они чего-то хотели, а мы поставили на Кубе свои ракеты и эти сразу «все-все-все, ничего не хотим такого». Если подумать, сейчас Россия опасается. Насколько я читаю и историю изучал — чисто вот в последние годы начали с мнением России считаться. Раньше вот было: Советский союз и Америка — это две геополитические мощи. Потом мы развалились. Сейчас мы вновь поднимаемся, опять начинают нас гнобить, но нас уже не развалить. Но они возьмут Донбасс, развернут, поставят, ракеты долетят до России в случае чего.
— Вы это обсуждали с замполитом?
— Нет, это у меня на подсознательном уровне, понимаешь? Я же не дурак. А с кем-то разговариваешь, он не понимает, что я говорю. С офицерами разговаривал, они говорят — такой ход событий возможен. Мы все-таки свои права тоже отстаиваем на этой войне.
В пятницу вечером Доржи и еще двух раненых солдат перевезли из Донецка в окружной военный госпиталь 1602 (Ростов-на-Дону, район Военвед), где они находятся без занесения в списки приемного отделения. Никто из руководства воинской части и министерства обороны так и не связался ни с Доржи, ни с его семьей. Сегодня мама Доржи доехала до в/ч № 46108, где ей сообщили, что Доржи действительно есть в списках бойцов, отправленных из этой части в Украину, а значит, Минобороны полностью выполнит свои обязательства перед солдатом, оплатит лечение. «Они сказали, что от него не отказываются», — говорит мама. Связь Доржи с семьей удается поддерживать благодаря соседям по палате, одалживающим солдату телефон». (конец цитаты).
Для тех, кто хочет поорать «вы все врете», ссылка на оригинал интервью.
Выводы? Наверное, стоит их сделать. Но, судя по реакции читателей на статью, выводы сделает каждый свои. Наверное, это правильно.
Многие увидят то, что до сих пор было скрыто. Кто-то додумает свое и побежит разносить по сети любимый «вырванный контекст». Кто-то не сдержит слез. А кто-то — улыбку победителя.
Дело в том, что уже давно, с первых выстрелов и первых дней войны, все просто в этом мире: свои у каждого свои.
Вот одни мне пишут «все равно вина за котлы на Порошенко». Это их, правда. Это их враг. Это их война с ним. В их мире нет бурят, оккупации, войны, агрессии РФ в отношении Украины. В их мире не буряты и разные русские не виновны ни в чем. Вина исключительно на Украине. Они сто раз прочитают откровения «ихтамнета» о том, как «крошили укроп» и «закрывали котлы», и не найдут в нем вины разных русских.
«— Котла больше нет. Все, кто был в котле, либо бежали, либо уничтожены. Дебальцево теперь ДНР.
— Хорошо. Поставленную задачу… выполнили.
— Вы, получается, помогали при организации котла?
— Да, в котел всех поставили, окружили полностью и наблюдали, наблюдали. Они пытались сделать вылазки — группы пехоты, и на «Уралах», и на БМПхах, и на танках, и на чем можно. У нас приказ был стрелять на поражение сразу. Мы в них стреляли. Вот они прорываются из котла, дорогу хотят сделать, убежать хотят, а надо их к ногтю прижать» — в этом откровении «туриста-бурята» только малая часть граждан видит войну, оккупацию и реального виновника «котлов». Население трижды оправдало разных русских, переложив ответственность за их преступления на нас, украинцев: плохо воевали, не правильно воевали, плохо командовали, плохо партизанили…
Сейчас поиск внутреннего врага — тренд у населения Украины. Кстати, очень хорошо поддерживаемый из РФ. Еще бы такая тема: Россия не виновата, это Украина плохо защищалась.
В ФБ нет-нет и вспыхивают экспертные звезды блог-топов с очередным «слили Донбасс», «сдали Крым», «а ведь могли и победить». Вчера наблюдала такое «Путин хотел уйти из Крыма, если бы Украина оказала сопротивление». Мне нельзя такое читать. Тригеррит.
Тригеррит Зеленопольем, Должанском, Извариным, Дебальцево, Иловайском. Там как бы Украина оказывала сопротивление и пыталась установить контроль над границей- то есть, по мнению вот таких «экспертов», Путин должен был сразу уйти-но, почему-то туда пришли «ГРАДы», буряты, танки и регулярные воинские части, и уже 7 лет идет война. Украина удерживает линию сопротивления, а путин все никак не уходит. Опять идет красивая подводка: это не Россия виновата, а Украина плохо защищается, не достаточно оказывает сопротивление.
Даже не понимаю, как такое читают военные. Если у меня, обычной банальной переселенки, просто…
Но они — эксперты, ищущие вину Украины. Их поддерживает население. Мы… Мы — те, кто еще оказывает сопротивление российской агрессии, и мы все еще в меньшинстве.
Украина вновь вошла в постсоветский режим потребности во врагах народа. Общество хочет крови любой ценой, чтобы виновного во всех бедах расстреляли по-быстрому, и сразу наступила благодать. Точно так же в 2014-м на Донбассе ждали благодати после зачистки Донбасса от укропов.
Я часто пишу о том, что нами до сих пор управляют советские нарративы, вложенные в социум школой, родителями, СМИ, ВУЗами. Импринтинговая память хорошо откликается на привычное «враг народа», «виновных расстрелять», «после уничтожения врагов-заживем». В 2019-м именно на этом сделали упор в политической рекламе и выиграли. СССР жил! СССР жив! СССР живее всех живых!
Очень боюсь этих тенденций. И, точно знаю, что вот этот принцип «бей своих, чтобы чужие боялись», то есть поиск и меть врагу, на которого указали нужные люди, блогеры, ЛОМы, эксперты, СМИ (да, украинцы, как и наваросы тоже доверяют прессе и телевидению) может стать объединяющим нарративом для населения мирных частей Украины и населения ОРДЛО, которое сейчас находится в активном поиске врагов, чтобы возложить на них ответственность за то, во что превратились оккупированные районы.
Очень странно и страшно, что, как правило, экспертами выступают те, кто не был ни в «котлах», ни на войне. Очень страшно, что, как правило, о реинтеграции говорят те, кто никогда не был в ОРДЛО. Очень страшно, что реинтеграцию с позиции «мы жертва, вы нам должны, вы наши враги, но должны» стали требовать жители ОРДЛО. Игра в «жертву» и «поиск врага», все больше затягивает и обрастает новыми требованиями и желаниями.
Кстати, выехавшие из ОРДЛО пишут только одно» подтверждаем заход регулярных российских частей», «подтверждаем, что котлы стали возможны из-за предательства местных чиновников, правоохранителей и жителей. Чиновники и правоохранители просто передавали в Киев не достоверную информацию, а жители просто наводили на украинцев ихтамнетов.
В статье про бурят живущие в ОРДЛО не нашли ничего криминального в действиях РФ, да и самих бурят: во всем виновата Украина.
«С вашей стороны ведь тоже воюют наемники, так что не так в бурятах»,-написал мне из Луганска весьма ценимый блогер, активно набирающий плюсы на позиции «Украина виновата».
Не видят ничего страшного жители ОРДЛО и в том, что буряты и другие разные русские массово осели в оккупированных районах Луганской и Донецкой области, а РФ, фактически за годы войны завершила миграцию граждан РФ в оккупированные районы и ассимиляцию территорий. Более 10-ка жителей ОРДЛО написали про осевших там разных бурятских русских «мирные жители ОРДЛО» и даже поугрожали мне за «дискриминацию мирных жителей ОРДЛО по национальному признаку».
Нет, вы не угадали, это не вновь обревшие гражданство разные русские, это те, реальные жители ОРДЛО, живущие там с довоенных времен.
Да, процесс ассимиляции там завершен: сродненные семьи, бизнес, культура РФ, язык, традиции сделали свое дело.
На самом деле, процесс переселения народов РФ в Крым и на Донбасс — это тема, которую нужно и важно проговаривать регулярно. Проговаривать, задавая вопросы и законодателям: А что дальше? После деоккупации?
На видео еще один ихтамнет из Якутии. Михаил Федосеев (позывной «Скай») честно и весело рассказывает о том, что не собирается уезжать из абрикосового рая Донбасса. Он признается в том, что он оккупант, но так как ему здесь лучше, чем в России…
«Родился я в Советском союзе, в Якутии, республика Саха, город Якутск… Мне здесь в ДНР нравится…. Мы подали уже на гражданство в «ДНР» (мы, то есть он уже привез семью- от автора). Домой- то в гости, может, буду ездить, но здесь мне все нравится», — и весело констатировал, что по уровню жизни даже оккупированный Донбасс превосходит многие регионы России. «Многие россияне скажут… Я в мае как раз встречал иностранцев, россиян, ну, туристов… Все как один говорили: «Странно, война вроде здесь, но разбитым выглядит город мой».
Помните, я писала, что главным вопросом войны, действующей силой, которая толкнула людей на оккупацию и убийства, были не политические взгляды, а исключительно меркантильные. Жители Донбасса хотели «в Россию пабагатому», а жители РФ ехали «крошить укроп», чтобы заплатить кредиты, забрать себе квартиры «укропов» и пожить в абрикосовом раю.
Каждый раз, давая интервью, разные русские, в самом конце добавляют пропагандистское «воевать за мир во всем мире», скрывая настоящие меркантильные интересы.
И вот насладившись своим «буду здесь жить», идет «борьба с киевской хунтой»: «Я очень рад, что вся планета сражается здесь против режима, который нам пытается навязать Киев. Потому что если мы сейчас пропустим киевский режим здесь, на Донбассе, если мы пропустим Донбасс, поверьте мне, он пойдет дальше на Россию», — заявил Михаил Федосеев.
Вот, на что бы я еще обратила внимание читателей (хотя, если честно, здесь нужно брать каждое предложение из интервью и разбирать его на молекулы) Доржи Батомункуев, гражданин РФ, бурят, который попал в больницу после боя под Дебальцево, откровенно говорит, что «убивали мирных граждан, только после того, как им сказали, что это укропы».
Вдумайтесь! Просто показали на село, дом, улицу, машину, человека и сказали буряту «мочи, это укропы», и они «мочили».
Так же, как делало местное население в ОРДЛО с родней, коллегами по работе, конкурентами по бизнесу и соседями. Они определяли для себя «врага», который был виноват во всех их бедах, и называли «врага» «укропом-нациком-наводчиком ВСУ-бандеровцем» и убивали с чистой совестью в рамках «борьбы с врагами народа», кто труслив, тот нанимал разных русских или опочление.
Сейчас в ОРДЛО массово возбуждают уголовные дела на переселенцев, бойцов ВСУ из тех жителей Донбасса, кто не предал Украину и воюет за свободу своего края, а не орет из окна квартиры в Донецке «быстрее освобождайте», на проукраинских блогеров, кто осмелися написать, что в войне нет вины Порошенко, на выехавших бизнесменов, чтобы в случае возврата Украины «наказать предателей Донбасса».
В интервью Доржи Батомункуева, гражданина РФ, бурята, который попал в больницу после боя под Дебальцево, очень много важного для нас. Я люблю слушать врагов. Они, чувствуя превосходство, часто раскрываются и раскрывают многие карты, то, что спрятано под маску «мира», «защиты». И это не только «нам сказали мочить укропов», «да мы убивали мирных граждан, но после того, как убедились, что они укропы», и «я хочу здесь жить, этот город выглядит лучше, чем мой в РФ».
Это, нечто большее. Вот, например, Джоржи говорит, что в 2014-м местные опочленцы сами указывали на свои города и села, чтобы туда стреляли буряты, якобы там «укропы».
Да, это правда. Местные часто просили расстрелять свои города для того, чтобы поднять население против Украины. После обстрела сразу же приезжали журналисты местных телеканалов и РФ, чиновники и опочленцы, которые громко и красиво, эмоцианально и эмпатично, рассказывали, что они видели, как по городу стреляли именно «укропы».
Так в Свердловске, где я жила, свои опочленцы расстреляли с террикона шахты 1-2 Свердлова улицы Майская, Ковпака, Левоневского. И хотя почти весь город видел, что гаубицы стреляют с террикона, стоящего в центре жилого поселка, все согласились с тем, что это «укропы».
Так же свердловский террористический батальон «РИМ» и «Волки» вместе с российскими танкистами расстреливали шахту «Должанская-Капитальная», насыпав потом на место стоянки танков, украинских флажком, и визиток «Правого сектора», которые печатали в местной типографии, принадлежащей местному депутату регионалу.
Так же в Свердловске местные опочленцы вместе с россиянами, расстреляли 2 шахтных автобуса. С одним (снимало раша-тв) вышел прокол, пьяный водитель в селе (ему заплатили) рассказал, что не смог сказать свою фразу и «автобус расстреливали» до 10-го дубля. Автобус был пустой, поэтому никто не пострадал.
А вот под Червонопартизанском, после провала с первым автобусом, «РИМ» с россиянами расстреляли уже полный автобус, везущих шахтную смену. Погибло много людей и шофер. Во всем обвинили ВСУ, которых там даже вблизи не было. Люди поверили. После каждого такого случая в опочление шло все больше свердловчан.
Лутугино и еще часть сел, расстреляли ради мародерства. Оттуда потом вывозили все:унитазы, заборы, банки с купоркой из подвалов, мебель, шторы.
Грабили и местные (свои своих), и российские кизяки, добровольцы. Регулярным российским частям грабить было сложнее. Их задача была идти вперед.
Что еще важно вот в отношениях разных русских и местного опочления, так это взаимное презрение.
Об этом завуалировано и говорит Доржи Батомункуев: «Ополченцы же нам не говорят, как едут. Я нашим кричу: «Свои, свои!» Первый раз перепугался. Своего убивать.
— Так вы вообще не координировались?
— Нет. Ополченцы — они странные. Стреляют, стреляют. Потом останавливаются. Как на работу ходят. Никакой организации нет. Нету главы, боекомандования, все вразнобой.
— В каком населенном пункте это было?
— Я не знаю, что это был за населенный пункт. Все деревни одинаковые. Везде разруха, все разбомблено.
— А сколько вы деревень прошли?
— Точно не скажу. Деревни четыре. Было один раз отбитие деревни, а в остальные просто заезжали… (Молчит). Я, конечно, не горжусь этим, что сделал. Что уничтожал, убивал. Тут, конечно, гордиться нельзя. Но, с другой стороны, успокаиваюсь тем, что это все ради мира, мирных граждан, на которых смотришь — дети, старики, бабы, мужики. Я этим не горжусь, конечно. Тем, что стрелял, попадал»…
В 2014-м у «защитников» (местное опочление) и «освободителей» (разных русских) ОРДЛО не было единого командования. Поэтому регулярно русские расстреливали опочленские части, приняв их за «укропов», и наоборот.
Что еще примечательно: местные опочленцы всегда считали, что русские им должны и обязаны (ведь не зря их Путин сюда прислал), поэтому да, на сложные задания и прорывы местные шли не охотно, считая это обязанностью «освободителей». Именно поэтому 200-х на РФ вернулось в разы больше, чем погибло местного опочления.
Важное и отношение разных русских «освободителей» и мирного (действительно мирного) населения ОРДЛО. Мирные всегда были мишенью и для местных опочленцев, и для разных русских ихтамнетов. Их использовали, как щит, как «укоропов», их грабили вне их позиции. В ОРДЛО больше всего гибло именно людей с пророссийской позицией. Проукраинские быстро поняли-враг. И принимали меры безопасности. Пророссийские во всем этом ОРДЛынско-эРэФийском быковании видели свое, родное и не боялись.
Сами подходили. Сами наводили. Все, так называемые «котлы», это совместная операция по уничтожению украинских военных, в которой участвовали и предатели в штабах, и предатели в СБУ, и предатели среди местного населения.
Однако, разные русские (это не в оправдание их преступлений, а констатация факта) так же подвергались пропаганде.
Если местному населению Луганской и Донецкой области через все шумовые потоки (соцсети, СМИ, газеты, телевидение) давали картинку врага – «нацики, свидомиты, майдауны, правосеки», а для этого, если вы еще раз внимательно просмотрите все информационные ресурсы 2013-14 годов, было сделано не мало и «герои», дающие в СМИ нужную пропагандистам Кремля картинку «нацики захватили, правосеки беснуют», и темы для «захвата» были с излишком, тто тоже делали в для российского потребителя. То есть Украина подавалась как «враг всего мира и фашизм».
Именно поэтому (а этот факт очень удивлял даже опочленцев) разные русские опасались внимания и любви к себе от «народа Донбасса», ведь им навязчиво говорили 70% «укропов».
Бурят описывает этот факт, и сам показывает реальную картинку- он не верит в 70% «укропы», так как слишком много любвеобилия неслось от местного населения. Кремлевский информационный террор работал и работает слаженно.
Поэтому помните, информация — тоже фронт. Не повторяйте кремлевские нарративы о «слили-сдали», даже, если вам неприятен тот или иной политик. Помните — на нас напала РФ. Этот факт и отрезвляет и расставляет все точки над «слілі-сдалі».
А в подтверждение вот такой красивой пропаганды со стороны РФ, раскачивающей лодку туда-сюда, и работающей и на украинского потребителя, и на российского, и на построссийского, я дам ссылку на еще одного «освободителя», бурятской национальности.
На самом деле, это казах. И вот теперь понятно, как было трудно определить среди такого узкорусского разнообразия, кто из них кому бурят, кто кому казах, а кто кому русский.
Это интервью заслуживает особого внимания.
Не бойтесь слушать врага. Если делать это взвешенно, с трезвой головой, и без триколораднозеленых очков, хладнокровно, без ненависти и эмпатии, то можно узнать много интересного, и сделать выводы.
Враг нам говорит, кто наш враг. Враг нам говорит, что пришел убивать и занимать наши дома. Враг нам говорит о своем численном преимуществе в 2014-м и длительной подготовке со стороны РФ к интервенции. У нас один враг-РФ.
И помните, как бы вам не подавали картинку «врага», на войне есть два вида преступлений:
Первое — это преступления, совершенные Россией, её солдатами, добровольцами, гражданами РФ и ее руководством в отношении Украины, нашей государственности, независимости, территориальной целостности, в отношении наших граждан и наших военнослужащих.
Второе — преступления, совершенные гражданами Украины (коллаборантами, воюющими, помогающими, работающими на оккупанта под оккупационным флагом или флагами непризнанных образований) в отношении граждан Украины, военнослужащих Украины, мирных граждан Украины, нашей государственности, независимости, территориальной целостности.
Война не закончилась, а пропаганда Кремля работает, как часы. И бьет она именно в зараженные ненавистью к Украине точки. И если вы встретили человека, который с ярым украинским патриотизмом рассказывает вам о врагах Украины, забывая говорить вот об разных русских, местных коллаборантах, предателях со стороны местной власти и правоохранителей Крыма и Донбасса, просто стисните зубы и помните о том, кто напал на нашу страну.
Даже враг начал прозревать. Когда же прозреем мы?
Олена Степова
