Когда-то мы гадали, каким может быть русское национальное сознание, если оно явится на смену имперскому. Борис Ельцин даже выделил деньги и дал год на поиск, как это было названо, национальной идеи; один известный писатель определил, сколько места должно занимать её изложение – одну страницу. В переводе на английский, добавил он, будет меньше, но это, мол, не беда. Исписаны были не одна, а тысячи страниц, но в массы не пошло ни строки.
Нацидея нашлась сама собою через много лет и уложилась не в страницу, а в два коротких слова: "Крым – наш!" Правда, оказалась эта идея, как видно, не национальной, а привычной имперской. Разговор о возвращении злосчастного полуострова шёл, если кто помнит, все послесоветские годы; в стихотворении собственного сочинения мэр Москвы Юрий Лужков однажды указал и способ: "Отправим рать", но общее мнение взяло тогда сторону известного в конце 1990-х годов думца Михаила Юрьева, призвавшего не торопиться: "Нам не нужен Крым – нам нужна вся Украина".
Вся – потому что посмела, по словам Збигнева Бжезинского, "бросить вызов притязаниям России на божественное предназначение быть знаменосцем всего панславянского сообщества". Не торопились вплоть до 2014 года. Ничто особенно не подпирало. Это ведь было время, когда русско-совковое присутствие в Украине усилилось до того, что лица с двуглавыми орлами на паспортах занимали места в первом ряду госуправления. Гарантами служили могучие уголовные авторитеты с их паханом в должности президента страны. Против этого, едва не ставшего необратимым, поворота выступил Майдан-2, его в Киеве, Харькове, Одессе называют "революцией достоинства". Обычно подразумевается достоинство государственное, часто гражданское, реже национальное, но как раз это последнее было поставлено на первое место всем ходом событий. Это была национально-демократическая революция. Она выступила против поругания украинства. Русскоязычные граждане Украины сознательно стояли плечом к плечу с украиноязычными – и падали под пулями.
Так завершалась мнимая независимость и начиналась подлинная. Подлинная – значит немыслимая без серьёзной украинизации. Первыми это уловили Крым и Донбасс, особенно его наиболее обруселые части. "Обозначено в меню, а в натуре нету". Так когда-то русский советский поэт выразил суть социализма. Крым и Донбасс были готовы вечно терпеть Украину в меню, а тут запахло натурой. Москва не заставила себя ждать. Вперёд были двинуты пропагандистские подразделения. Крым и Донбасс никогда никем не пугали так, как бандеровцами. "Зелёные человечки", "ихтамнеты" шли не впереди слова, а следом. Россию толкал и в конце концов бросил на Украину инстинкт имперского самосохранения – инстинкт губительный и потому особенно сильный, как все безоглядные порывы. Всё здесь естественно, но безобразно или странно, если выразиться мягче и по-житейски.
В глазах русского имперца тяга Украины к украинству опаснее, чем стремление к государственности
Разве не чудно с обыденной точки зрения, что Украина без России, как показала послесоветская четверть века, может обходиться, а Россия без Украины – нет, не может? Речь не о таком в данном случае пустяке, как физическое существование со всем, что для него требуется, а об умонастроении, о вере, о душевном состоянии, в котором Россия без Украины в своем составе не видит себя полной. Нападение России не остановило послемайданных руководителей Украины. Был взят курс на усиление национального начала. Как и Виктор Ющенко после "оранжевой революции" 2004-го (Майдан-1), президент Пётр Порошенко показал себя вождем национально-освободительного движения. В историю войдет порошенковская триада: "Армія, Мова, Віра", "Армия, Язык, Вера". Оборонительной войне был придан характер сопротивления на всех фронтах – окопном, культурно-языковом, церковном.
В глазах русского имперца тяга Украины к украинству опаснее, чем стремление к государственности. В конце концов, имела же Украина в советскую бытность все знаки полной государственности вплоть до членства в ООН – жили и не тужили, говорил он себе, испытывая к Порошенко более жгучую неприязнь, чем даже в своё время к Ющенко. Гибридны все войны. Боевые действия подкрепляются пропагандой. Бывает наоборот, пропаганда подкрепляется боевыми действиями. Это как раз о России. После Майдана-2 Кремль во всю силу использует украинскую свободу слова. С утра до утра украинцам внушалось, что их президент не хочет мира, потому что наживается на войне. В 2015 году началась грандиозная, не имеющая подобий операция по замещению действующего главы государства вымышленным лицом. Несколько месяцев назад им стал победивший на безукоризненных выборах актер, который перед тем четыре года исполнял роль образцового президента в телесериале.
Теперь играется спектакль, выдаваемый за его успешную государственную деятельность. Остановлена украинизация, не вспоминаются безумные предвыборные обещания. В страну возвращаются деятели домайданного режима, переждавшие худые для них времена за границей. С другой стороны, началось общественное движение: "Нет капитуляции перед Россией!" Жизнь продолжается, и не все чудеса в ней, кажется, долговечны. Думается же иногда, между прочим, больше не об Украине, а о России – что с нею будет, если российское имперское сознание не сменится русским национальным. Пока что это все выглядит, не в обиду будь сказано, как опасная задержка в развитии (не oligophrenia, Боже упаси, а arrested development).
