Фигурант дела "Седьмой студии" Алексей Малобродский госпитализирован с инфарктом … Сейчас экс-директор "Гоголь-центра" находится в реанимации, его состояние оценивается как тяжелое. Ранее Малобродскому стало плохо в зале суда, приставы вызвали скорую помощь. Бывшего генерального продюсера "Седьмой студии" и экс-директора столичного театра "Гоголь-центр" Алексея Малобродского госпитализировали из СИЗО с подозрением на инфаркт. …После того, как суд повторно отказался перевести Малобродского из СИЗО под домашний арест, ему стало плохо.
В разговоре с актером Евгением Мироновым после вручения государственных наград в Кремле президент выразил свое отношение к проведенным 23 мая обыскам в "Гоголь-центре" На заданный Мироновым вопрос о том, зачем проводятся следственные действия в отношении руководства театра, Путин ответил: "Да дураки". Ежу понятно, что "дураки" после этого разговора успели наложить в штаны, но, как наивно ожидала общественность, они не только не закрыли дела, а продолжили с большим усердием. Кто-нибудь может поверить, что "дураки" ослушались Путина? Нет, конечно. Их начальство успокоило, президент пошутил. И "дураки" театралов душили, душили; душили. душили... Россия встала с колен и со всех ног устремилась в светлое сталинское прошлое. Правда, театральных деятелей пока автомобилями не давят, как продукты бульдозерами. Пока.
…После убийства Михоэлса жена Вячеслава Молотова Полина Жемчужина безошибочно угадала в этой провокации почерк чекистов. Уже откровенно преследовались все учреждения еврейской культуры, а Жемчужина продолжает бывать у Голды Меир, ведет себя независимо и смело, то есть, в соответствии со своей натурой. Но ее быстро поставили на место ? обвинили в том, что "она на протяжении ряда лет находилась в преступной связи с еврейскими националистами и совместно с ними проводила враждебную работу против советского государства".
Виктор Абакумов доложил Сталину, что она общалась с Соломоном Михоэлсом, присутствовала на его похоронах и помогала его семье. Через пять дней Иосиф Виссарионович собрал политбюро. На повестке стоял один вопрос. Он хотел ознакомить руководителей с жуткими обвинениями, выдвинутыми против Полины Молотовой. Некий молодой человек заявил, что у него был роман с Полиной, и они занимались групповым сексом. Очная ставка с Иваном X., главным обвинителем, напоминала плохой фарс.
- Полина, вы позвали меня к себе в кабинет и предложили близкую связь, - заявил он.
- Иван Алексеевич, да как вы можете такое говорить! - воскликнула пораженная Молотова.
- Не отрицайте это!
- Я не имела никакой связи с X., - утверждала она. - Я всегда считала Ивана Алексеевича ненадежным человеком, но никогда не думала, что он подлец и мерзавец.
- Я напоминаю вам о моих детях и бедной семье! - воззвал к ее милосердию X. - Признайтесь, что вы виноваты передо мной. Вы вынудили меня вступить с вами в близкую связь.
Вячеслав Михайлович, конечно, не поверил в эту мерзкую грязь. Но по мере того как Сталин читал протоколы допросов, Молотов начал понимать, что "служба безопасности поработала над делом по полной программе". Вячеслав, обычно спокойный и невозмутимый, не на шутку испугался.
Когда на политбюро обсуждался вопрос об аресте Жемчужиной, решение было принято единогласно при одном воздержавшемся. Руку "за" не поднял Молотов. Это единственное, что он сделал тогда, чтобы защитить женщину, с которой он прожил в любви и согласии 27 лет. Этот естественный, но в те времена мужественный поступок (некоторые другие партийные лидеры, обезумевшие от страха, просили дать им возможность своими руками уничтожить своих родственников, объявленных врагами народа) ему потом тоже поставят в вину.
Сталин сказал Молотову:
- Тебе нужно разойтись с женой.
Молотов всю жизнь преданно любил Полину Семеновну. Когда он куда-то ездил, то всегда брал с собой фотографию жены и дочери. Вячеслав Михайлович вернулся домой и пересказал жене разговор со Сталиным. Полина Семеновна твердо сказала:
- Раз это нужно для партии, значит, мы разойдемся.
Характера ей тоже было не занимать.
Она собрала вещи и переехала к родственнице - это был как бы развод с Молотовым.
Двадцатого января сорок девятого года Вячеслав Михайлович, пытаясь спастись, написал Сталину покаянное письмо:
"При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии П. С. Жемчужиной я воздержался, что признаю политически ошибочным. Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности. Кроме того, признаю тяжелую вину, что вовремя не удержал Жемчужину, близкого мне человека, от ложных шагов и связей с антисоветскими еврейскими
националистами, вроде Михоэлса".
Письмо Молотова - это предел человеческого унижения, до которого доводила человека система. Самые простые человеческие чувства, как любовь к жене и желание ее защитить, рассматривались как тяжкое политическое преступление.
Через неделю, двадцать шестого января, Жемчужину арестовали. Членам ЦК разослали материалы из ее дела. Там было много гнусных подробностей, придуманных следователями с явным желанием представить Молотова в незавидном свете, выставить его на посмешище. В материалах министерства госбезопасности утверждалось, что Жемчужина была неверна мужу, и даже назывались имена ее мнимых любовников.
Когда в пятьдесят третьем году судили Берию и его подельников, следователи нашли людей, из которых выбивали показания на Полину Жемчужину. Одного арестованного, бывшего директора научно-исследовательского института, просто пытали. Руководил этим
тогдашний первый заместитель Берии комиссар госбезопасности 3-го ранга Всеволод Меркулов.
Этот арестованный выжил и в пятьдесят третьем году рассказал, что с ним вытворяли Меркулов и следователи:
"С первого же дня ареста меня нещадно избивали по три-четыре раза в день, и даже в выходные дни. Избивали резиновыми палками, били по половым органам. Я терял сознание. Прижигали меня горящими папиросами, обливали водой, приводило в чувство и снова били. Потом перевязывали в амбулатории, бросали в карцер и наследующий день снова избивали…
От меня требовали, чтобы я сознался в том, что я сожительствовал с гражданкой Жемчужиной, и что я шпион. Я не мог оклеветать женщину, ибо это ложь и, кроме того, я импотент с рождения. Шпионской деятельностью я никогда не занимался. Мне говорили, чтобы я только написал маленькое заявление на имя наркома, что я себя в этом признаю виновным, а факты мне они сами подскажут…"
Генеральный секретарь ЦК компартии Израиля Самуил Микунис в пятьдесят пятом году встретил Молотова в Центральной клинической больнице и возмущенно спросил:
- Как же вы, член политбюро, позволили арестовать вашу жену?
На лице Молотова не дрогнул ни один мускул:
- Потому что я член политбюро и должен был подчиняться партийной дисциплине. Я подчинился.
Дисциплина здесь ни при чем. Арест жены был для него колоссальной трагедией, но Молотов не посмел возразить Сталину, иначе он сразу бы отправился вслед за ней.
Молотов правильно понимал, что не он из-за жены потерял доверие Сталина, а она из-за него сидела: "Ко мне искали подход, и ее допытывали, что, вот, дескать, она тоже какая-то участница заговора, ее принизить нужно было, чтобы меня, так сказать, подмочить. Ее вызывали и вызывали, допытывались, что я, дескать, не настоящий сторонник общепартийной линии".
Полину Семеновну допрашивали на Лубянке. Каждый день Молотов проезжал мимо здания министерства госбезопасности в черном лимузине с охраной. Но он ничего не мог сделать для своей жены. Не решался даже спросить о ее судьбе. Она, правда, была избавлена от побоев - ведь его судьба еще не была окончательно решена.
Двадцать девятого декабря сорок девятого года Особое совещание при министерстве госбезопасности приговорило ее к пяти годам ссылки. Ее отправили в Кустанайскую область Казахстана.
Берия иногда на ухо шептал Молотову: "Полина жива".
Молотову словно в насмешку сначала поручили возглавить бюро Совета министров по металлургии и геологии, а потом бюро по транспорту и связи.
Каждый день он приезжал в Кремль и целый день сидел в своем огромном кабинете, читал газеты и тассовские информационные сводки, уезжал домой обедать, возвращался в свой кабинет. Дел у него не было. Сталин ему не звонил и к себе не приглашал.
Один из помощников Молотова говорил мне: "В те времена на него просто жалко было смотреть…"
Лишь много лет спустя стало известно, что, спустившись с трибуны мавзолея, Хрущев и Маленков спросили именинника, какой подарок он хотел бы получить. "Верните Полину", - отрывисто бросил Молотов.
На второй день в кабинете Берия он увиделся с Полиной Семеновной (ее привезли в Москву во время следствия по "делу врачей"). Судьба отпустила им еще семнадцать лет совместной семейной жизни: Жемчужина умерла 1 мая 1970 года.
Историки пытаются понять, зачем все это понадобилось Сталину? Что это было -крайнее выражение давней ненависти к евреям? Паранойя? Результат мозговых нарушений?
Все это сыграло свою роковую роль. Но главное было в другом. Он готовился к новой войне.
Понятие "холодная война" с течением времени утратило свой пугающий смысл. Но ведь это было время, когда обе стороны психологически уже вступили в войну "горячую". И Сталину нужно было настроить людей на подготовку к войне, обозначить внешнего врага и связать его с врагом внутренним.
Подлинная причина преследования советских евреев, столь неожиданного для страны, разгромившей нацистскую Германию, убийства художественного руководителя Государственного еврейского театра Соломона Михоэлса, процесса над членами Еврейского антифашистского комитета, ареста "врачей-убийц" состоит в том, что Сталин решил объявить евреев американскими шпионами.
В марте сорок девятого года секретариат ЦК одобрил "План мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время". В основном речь шла об издании антиамериканских книг, создании пьес и кинофильмов антиамериканского содержания, чтения соответствующих лекций.
На совещаниях армейских политработников прямо объяснялось, что следующая война будет с Соединенными Штатами. А в Америке тон задают евреи, значит, советские евреи - это пятая колонна, будущие предатели. Они уже и сейчас шпионят на американцев или занимаются
подрывной работой. Подготовку в большой войне следует начать с уничтожения внутреннего врага. Это сплотит народ.
Хрущев вспоминал: "Сталин был заядлым антисемитом. Он давал и прямые директивы о расправе с евреями в московской организации после войны, когда я вернулся с Украины. Этот разговор был не один на один, а, как всегда, у Сталина за столом. Началось с того, что на одном московском авиационном заводе молодежь проявила недовольство, а зачинщиков приписали к евреям. Тут Сталин мне и говорит:
- Надо организовать отпор. Русских молодых людей (казаков) вооружить палками (плетками) и пусть они у проходной, когда кончится работа, покажут этим евреям. Берия с Маленковым тогда злословили:
- Ну что, получил указание?"…
Леонид Анцелович
